Смерть в чужой стране
Шрифт:
— Какая из себя эта капитан-доктор?
Брунетти достал два стакана и налил вина и ей, и себе. Прислонившись к столу, он протянул Паоле стакан, выпил немного и ответил:
— Очень молодая и очень нервная. — Видя, что Паола все еще помешивает печенку, он добавил: — И очень хорошенькая.
Услышав это, она выпила вина и посмотрела на Брунетти, держа стакан в руке.
— Нервная? Что это значит? — Она еще выпила вина, подняла стакан к свету и сказала: — Это не такое хорошее, как то, что мы получили от Марио, верно?
— Да, —
— Выполнял бы, если бы мы ему платили вовремя, — бросила она.
— Паола, ну ладно. Это же было полгода назад.
— Да, и мы заставили его ждать больше полугода, прежде чем заплатили.
— Паола, мне очень жаль. Я решил, что уже заплатил, и забыл об этом. Я извинился перед ним.
Она поставила стакан и быстро встряхнула сковородку.
— Паола, там ведь и речь-то шла всего о двухстах тысячах лир. От такой суммы твой кузен Марио уж никак не мог бы пойти по миру.
— Почему ты вечно называешь его «твой кузен Марио»?
«Потому что он твой кузен и его зовут Марио», — чуть было не сорвалось у Брунетти, но вместо этого он поставил свой стакан на стол и обнял ее. Некоторое время она была как деревянная, упиралась, но он обнял ее покрепче, и она поддалась, припала к нему, положила голову ему на грудь.
Так они стояли, пока она не ткнула ему ложкой под ребра, сказав:
— Печенка подгорает.
Он отпустил ее и снова взял в руку стакан.
— Не знаю, из-за чего дамочка нервничала, но при виде мертвого тела она совершенно раскисла.
— А разве не каждый раскис бы при виде мертвого тела, особенно если это тело знакомого человека?
— Нет, там было что-то посерьезнее. Я уверен, что между ними что-то было.
— Что значит «что-то»?
— Обычное дело.
— Ну так ты же сказал, что она хорошенькая. Он улыбнулся:
— Очень хорошенькая.
Она улыбнулась.
— И очень… — начал он, подыскивая подходящее слово. Подходящее слово как-то не находилось. — Очень испуганная.
— Почему ты так говоришь? — спросила Паола, перенеся сковородку на стол и поставив ее на керамическую подставку. — Испуганная чем? Что ее заподозрят в убийстве?
Он взял большую деревянную разделочную доску, стоявшую у плиты, и положил ее на стол.
Потом сел, поднял кухонное полотенце, расстеленное на столе, и обнаружил полукруг поленты, который лежал, все еще теплый, под полотенцем. Паола подала салат, бутылку вина, и прежде чем сесть, налила им обоим.
— Нет, так я не думаю, — сказал он и положил себе на тарелку печенки и лука, а потом добавил большой ломоть поленты. Он насадил кусок печенки на вилку, потом навалил на него ножом луку и принялся за еду. По своей давней привычке он не сказал ни слова, пока тарелка не опустела. Когда печень была съедена, а сок подобран с тарелки остатком второго
— Почему?
— Если бы ты только видела, какие у нее были глаза, когда ей показали его. Нет, не когда она увидела, что он мертв и что это на самом деле Фостер, а когда увидела, каким способом он был убит, — она была на грани истерики. Ее вытошнило.
— Вытошнило?
— Вырвало.
— Прямо там?
— Да. Странно, правда?
Паола немного подумала, прежде чем ответить. Она допила вино и налила себе еще полстакана.
— Да. Странная реакция на смерть. И она ведь врач? — Он кивнул. — Непонятно. Чего она могла испугаться?
— А что на десерт?
— Фиги.
— Я тебя люблю.
— Ты хочешь сказать, что ты любишь фиги, — сказала она и улыбнулась.
Фиг было шесть штук, превосходных, сочащихся сладостью. Он взял нож и принялся снимать кожицу с одной из них. Когда он закончил, сок бежал у него по рукам, он разрезал фигу пополам и протянул больший кусок Паоле.
Отправив в рот почти весь свой кусок, он вытер сок, стекавший по подбородку. Съел эту фигу, потом еще две, снова вытер рот и руки салфеткой и сказал:
— Если ты дашь мне стаканчик портвейна, я умру счастливым человеком.
Встав из-за стола, она спросила:
— А чего она могла испугаться?
— Как ты сказала — что ее могут заподозрить в причастности к убийству, имела она к нему отношение или не имела.
Паола достала приземистую бутылку с портвейном, но прежде чем налить его в маленькие стаканчики, убрала со стола тарелки и положила их в мойку. После этого наполнила стаканчики портвейном и поставила их на стол. Сладкое вино смешалось с оставшимся во рту вкусом фиг. Счастливый человек.
— Но я думаю, что не имела.
— Почему?
Он пожал плечами:
— Она не кажется мне похожей на убийцу.
— Потому что она хорошенькая? — спросила Паола и отпила портвейна.
Он чуть было не ответил: потому, что она врач, но тут вспомнил слова Риццарди — убивший молодого человека знал, куда ударить ножом. Врач тоже это знает.
— Может быть, — сказал он, потом переменил тему разговора и спросил: — Раффи дома?
И посмотрел на часы. Одиннадцатый час. Сын знает, что ему полагается быть дома в десять, если завтра нужно рано вставать в школу.
— Нет, разве что он вошел, пока мы ели, — ответила она.
— Нет, он не входил, — сказал Брунетти, сам не понимая, откуда ему это известно.
Было поздно, они выпили бутылку вина, съели превосходные фиги и запили замечательным портвейном. Говорить о сыне не хотелось ни ей, ни ему. Все равно он придет и завтра будет в их полном распоряжении.
— Сложить все это в мойку? — спросил он, имея в виду оставшиеся тарелки, но думая совсем о другом.
— Не надо. Я сама. Пойди и скажи Кьяре, чтобы она шла спать.