Смерть в чужой стране
Шрифт:
— Но они не везде убрали маркировку, — возразил Амброджани.
— Наверное, думали, что успеют все засыпать землей прежде, чем кто-то обнаружит свалку. Это ведь просто — пригнать сюда бульдозер и навалить сверху земли. Но похоже, у них здесь кончается место.
— Почему бы им не отправить все это в Америку морем?
Брунетти долго смотрел на него. Неужели Амброджани настолько наивен?
— Джанкарло, мы пытаемся разгрузить наши корабли в странах третьего мира. Может быть, для американцев мы являемся страной третьего мира. Или, возможно, все страны, кроме Америки, и есть
Амброджани что-то тихонько пробормотал себе под нос.
Впереди автострада кончалась, движение замедлилось у будок, где брали плату за проезд. Брунетти вынул бумажник и протянул Амброджани десять тысяч лир, сунул сдачу в карман и положил бумажник обратно. Амброджани свернул направо и влился в субботний вечерний хаотический поток автомобилей. Они притащились к вокзалу Местре, то и дело уворачиваясь от всяких лихачей. Амброджани остановился напротив вокзала, не обращая внимания на знак «Стоянка запрещена» и на сердитый гудок машины, которая хотела проехать перед ним.
— И что теперь? — спросил он, оборачиваясь к Брунетти.
— Выясните, что вы можете узнать о Гамберетто, а я поговорю кое с кем здесь.
— Мне вам позвонить?
— Только не с базы. — Брунетти написал номер своего телефона на листке бумаги и протянул его коллеге. — Это мой домашний. Меня можно застать по нему рано утром или вечером. Наверное, лучше звонить из автомата.
— Да, — согласился Амброджани. Голос у него был серьезный, словно это короткое предложениевнезапно предупредило его о нешуточности того, с чем они имеют дело.
Брунетти открыл дверь и вышел из машины. Обогнув ее, он нагнулся к открытому окну:
— Спасибо, Джанкарло.
Они пожали друг другу руки через открытое окно, больше ничего не сказав, и Брунетти перешел улицу, направляясь к вокзалу, а Амброджани поехал дальше.
К тому времени, когда он добрался до дому, ноги у него болели из-за новых ботинок, которые Амброджани купил ему в магазине на магистрали. Сто шестьдесят тысяч лир и так жмут! Едва войдя в дверь, он сбросил их, потом прошел в ванную, снимая на ходу одежду и беспечно разбрасывая ее позади себя. Он долго простоял под душем, несколько раз намыливал все тело, тер мочалкой ступни и между пальцами, снова и снова ополаскивая их водой. Потом вытерся и сел на край ванны, чтобы внимательно осмотреть ноги. Хотя они и покраснели от горячей воды и растирания мочалкой, он не заметил на них никакой сыпи или ожогов; ноги, какими и полагается быть ногам, хотя он вовсе не был уверен, что им такими и полагается быть.
Он обмотался вторым полотенцем и пошел в спальню. Там услышал, как Паола крикнула из кухни:
— Гвидо, у нас нет служанки. — Она говорила громко, стараясь перекричать шум воды в стиральной машине.
Он пропустил ее слова мимо ушей, подошел к шкафу и оделся, потом сел на кровать и, преждечем натянуть чистые носки, снова осмотрел ступни. Они по-прежнему походили на ступни. Он вынул из низу шкафа коричневые ботинки и направился на кухню. Услышав его шаги, она продолжила:
— Как по-твоему, могу я заставить детей убирать за собой, если сам ты раскидываешь свои вещи, как попало?
Войдя в кухню, он увидел, что она стоит на коленях
— Что с ней случилось? — спросил он.
Она не посмотрела на него и ответила, не отводя загипнотизированного взгляда от вращающейся одежды:
— Там что-то разрегулировалось. Если я кладу туда полотенца или еще что-то такое, что впитывает много воды, в начале отжима машина начинает скакать и все электричество в квартире вырубается. Вот я и жду, когда белье распределится по барабану, тогда все будет в порядке. А в случае чего успею ее выключить, пока свет не вырубился, тогда белье придется выжимать вручную.
— Неужели тебе приходится делать это каждый раз, когда ты стираешь?
— Нет. Только когда я кладу туда полотенца или фланелевые простыни с кровати Кьяры. — Тут она замолчала и сосредоточилась на кнопке, потому что в машине что-то щелкнуло. Вдруг белье внутри начало вращаться, прижатое к крутящемуся барабану. Паола встала, улыбнулась и сказала: — На этот раз без осложнений.
— И сколько это уже продолжается?
— А, не знаю. Года два.
— И это приходится делать всякий раз, когда ты стираешь?
— Если я стираю полотенца. Я же сказала. — Она улыбнулась, забыв о своем раздражении. — Где ты был с самого рассвета? Ты что-нибудь ел?
— На озере Барчис.
— И что ты там делал, играл в войну? Вся одежда в грязи. Как будто ты катался по земле.
— А я действительно катался по земле, — начал он и рассказал о том, как они с Амброджани провели день. Времени на это ушло много, потому что он хотел вернутся к самому началу и объяснить все насчет Кеймана, его сына, о том, как «потерялась» история болезни мальчика, о медицинском журнале, полученном по почте. И наконец он рассказал Паоле о наркотиках, которые были спрятаны в квартире Фостера.
Когда он закончил, Паола спросила:
— И они сказали этим людям, что у их сына аллергия на сок какого-то дерева? Что все в порядке? — Он кивнул, и ее взорвало. — Ублюдки! А что будет, если у мальчика появятся другие симптомы? Что они скажут родителям тогда?
— А может, других симптомов и не будет.
— А может, и будут. Что будет тогда, Гвидо? Что они станут говорить тогда? — что у него, мол, что-то такое, чего они не понимают? И снова потеряют его историю болезни?
Брунетти хотел сказать ей, что он здесь ни при чем, но это показалось ему слишком слабым возражением, и он промолчал.
Поостынув, Паола поняла, насколько бессмысленна была ее вспышка, и перешла к более практическим вещам.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.
— Не знаю. — Он помолчал, потом сказал: — Я хочу поговорить с твоим отцом.
— С папой? — Она была искренне удивлена.
Брунетти понимал, что его ответ приведет ее в ярость, но все равно сказал то, что считал правдой:
— Потому что он может знать об этом.
Она бросилась в атаку, не успев подумать:
— Знать об этом? Что ты имеешь в виду? Откуда ему знать? Или ты думаешь, что мой отец какой-то международный преступник?