Смерть в кредит (другая редакция)
Шрифт:
Я на самом деле был самым сильным и, возможно, самым озлобленным… Французские или английские сопляки – одинаковая сволочь… Их нужно ставить на место при первом же знакомстве… Нельзя расслабляться ни на секунду, это надо делать сразу или никогда! Бить! Крепко! Иначе вам сядут на шею!.. И тогда все пропало, разрушено. При первом же удобном случае от вас останется куча дерьма! Если бы я говорил с ними, я обязательно объяснил бы им, что такое настоящий «business»!.. Сказал бы пару слов о жизни, об учебе… Я бы быстро просветил этих недоумков! Они ничего еще не знали, эти детки… Они и не подозревали… Конечно, они догадывались, что недостаточно только гонять в футбол… А потом рассматривать свой член…
* * *
Уроки продолжались недолго, за них нас засаживали только по утрам… Что касается образования, религии, разных видов спорта, то всюду властвовал месье Мерривин, он брал на себя все, он был один, у него не было
Рано утром он, в сандалиях и халате, приходил и будил нас. Он уже дымил своей маленькой глиняной трубкой. Тряс над кроватями своей длинной тростью, похлопывая ею то там, то здесь, но никогда не бил сильно. «Hello, boys! Hello, boys!» – выкрикивал он своим старушечьим голосом. Все шли за ним в умывальную… Там было несколько кранов, которыми старались пользоваться как можно реже. Было слишком холодно, чтобы мыться. А дождь не прекращался. Начиная с декабря, он превратился в настоящий потоп. Уже исчезли город, порт и река вдали… Сплошной туман, огромное облако хлопка… Иногда дожди растворяли даже его, и видны были огни, но потом исчезали. Слышались гудки, позывные судов, шум начинался с зари… Скрежетала лебедка, маленький поезд шел вдоль набережной, задыхаясь и повизгивая…
Когда Мерривин приходил, он зажигал газовую горелку, чтобы мы могли найти тапки. После умывания, все еще мокрые, мы бежали трусцой в подвал за скудной жратвой. Молитва и breakfast! Это было единственное место, где иногда жгли уголь, жирный и блестящий, дымящийся и пахнущий асфальтом. Это был приятный запах, но с небольшим привкусом серы, который постепенно усиливался.
К столу подавали сосиски с жареным хлебом, но совершенно крошечные! Неплохо, конечно! Лакомство, но его всегда было слишком мало. Я готов был проглотить их все. Сквозь дым пламя отбрасывало блики на зверей, Иова и ковчег… Создавалось фантастическое впечатление.
Из-за того что я не говорил по-английски, я мог полностью предаться созерцанию… Старик жевал медленно. Мадам Мерривин приходила после всех. Она одевала Джонкинда. Устраивала его на стуле, отодвигала посуду, особенно ножи, просто удивительно, что он еще не выколол себе глаз… Или, всегда такой ненасытный, не сожрал маленький кофейник и не сдох от этого… На Нору, хозяйку, я смотрел украдкой, я слушал ее, как песню… Ее голос, как и все остальное, был исполнен нежности… В ее английском меня волновала музыка, все как бы танцевало вокруг среди пламени. В общем, я был чем-то похож на Джонкинда, я тоже был в оглушенном состоянии… Я впал в слабоумие, я позволил себя околдовать. Со мной было все ясно. Эта сука, должно быть, прекрасно все чувствовала! Все женщины одинаковы. Она была не лучше других. «Ну скажи же! Что с тобой, Артур? Ты не проглотил жука? Ты не заболел? Скажи, нет? Ты не в себе! Ты улетаешь, дурачок? Милый малыш. Проснись, дорогой! Приди в себя! Уже без двух минут четверть!..» Иначе и быть не могло, я мгновенно каменел… Съеживался в комок. Конечно! Свершилось! Заткни хлебало!
Мне следовало быть начеку, сдерживать свое воображение, здешняя местность, бураны и вездесущие облака слишком располагали к мечтаниям. Нужно было скрываться, прятаться под броню. Часто я спрашивал себя: как она могла выйти замуж за подобного червяка? хорька с тростью? Это с трудом укладывалось в голове! Какая кляча, какой урод, старая щеколда! В постели его наверняка можно было испугаться! Я за него не дал бы и двадцати су! Ладно, в конце концов, это его проблемы!..
Она все время приставала ко мне, хотела, чтобы я заговорил: «Good morning, Ferdinand! Hello! Good morning!» Я был смущен… Она так мило гримасничала… Сколько раз я мог клюнуть! Но всякий раз старался отвлечься… Я снова прокручивал все, что было… Снова передо мной вставал Лавлонг, Горлож, все вместе!.. Было от чего блевануть! Мамаша Меон! Шакья-Муни!.. Мне оставалось лишь сопеть носом, который у меня всегда был вымазан дерьмом! Я бормотал про себя… «Говори, говори, давай еще, моя сладкая! Ты меня не проймешь… Ты можешь растягивать свою мордашку в улыбке, как дюжина лягушек! Я не поддамся!.. Я уже достаточно возбудился, гарантирую, у меня там просто колонна»… Я снова вспоминал своего доброго отца… его задвиги, его трепотню… все это дерьмо, ожидавшее меня, предстоящую работу, всех чертовых покупателей, круглые столики, лапшу, доставки… хозяев! Как мне били морду! Пассаж!.. Желание проучить их пронизывало меня до самых печенок… Меня сводило судорогами от воспоминаний! До самой дырки в заднице!.. Я приходил в такую ярость, что сдирал с себя целые куски кожи… Я уже ни на что не был способен. Эта краля меня не получит! Возможно, она добрая и замечательная… Но будь она еще в сотни тысяч раз ослепительнее и восхитительнее, я не сдвинусь с места! Не пророню ни единого вздоха! Пусть она обдерет себе кожу с задницы и нарежет ее ремешками, чтобы мне понравиться, пусть она обернет их себе вокруг шеи, как серпантин, пусть она отрежет себе три пальца на руке, чтобы засунуть их мне в жопу, пусть она купит себе дырку из чистого золота, я не заговорю!.. Никогда!.. Ни одного поцелуя!!! Не стоит того! Все это уже было! Я предпочитал смотреть на ее старикана, рассматривать его рожу… это меня отвлекало!.. Я занимался исследованиями… Его физиономия была усеяна красноватыми бородавками, похожими на капли крови… Уши и нижнюю часть щек закрывали вьющиеся штопором жесткие волосы морковного оттенка… Как же ему все-таки удалось уломать красотку?.. Наверняка деньги здесь ни при чем… Тогда ошибка?.. Женщины же всегда торопятся. Это толкает их невесть на что… Им сгодятся любые отбросы… Совсем как цветам… Самым прекрасным – самый вонючий навоз!.. Сезон длится не так долго! Хи! К тому же они все время врут! Я мог бы привести ужасные примеры! Никогда не останавливаются! Это их аромат! Такова жизнь…
А если бы я заговорил? Она тотчас бы заморочила мне голову! Это было ясно как день… Я бы сразу запутался… Во всяком случае то, что я не раскрывал рта, вырабатывало во мне характер.
В классе месье Мерривин убеждал меня, старался, привлекал к работе всех учеников, чтобы заставить меня заговорить. Он писал фразы печатными буквами на черной доске… Их было легко разгадать… а потом внизу перевод… Мальчишки все время повторяли одно и то же, много раз… хором… дружно… Тогда я широко открывал рот и делал вид, что сейчас… Я ждал, пока что-нибудь выйдет… Ничего не выходило… Ни слога… Я закрывал рот… Попытка была закончена… Меня оставляли в покое на 24 часа… «Hello! Hello!» – снова и снова приставал ко мне этот капуцин, ужасно раздраженный и огорченный… Я уже начинал злиться по-настоящему… Я бы с удовольствием заставил его проглотить его длинную трость… Насадил бы его на вертел… или подвесил бы на окне… А! в конце концов он это почувствовал… Он перестал упорствовать. Он угадал мои настроения… Я хмурил брови… Ворчал, когда слышал свое имя… Я больше не снимал пальто, даже в классе, и даже спал в нем…
Мерривин держался за меня, у него в классе было негусто. Он не хотел, чтобы я смылся и уехал до истечения шести месяцев. Он опасался моих выходок и занимал оборонительную позицию…
В дортуаре мы вместе с другими мальчишками читали молитву… Все стояли на коленях в ночных рубашках… Мерривин произносил что-то вроде заклятия, все располагались вокруг него… А потом он отправлялся в свою комнату… и больше не появлялся… Остальные, перебросившись парой слов, заваливались спать, торопясь заняться онанизмом… Это согревало… А идиота Нора Мерривин закрывала в специальной кровати с решеткой сверху. Он постоянно пытался убежать… иногда опрокидывал кровать, потому что был лунатиком…
Я познакомился со странным мальчишкой, который мне отсасывал почти каждый вечер. Мне повезло больше, чем другим… он был падок на это и смешил всю комнату своими выходками… Он сосал еще двоих… изображал собаку… Ав! Ав! Так он лаял. Он ковылял, как песик, ему свистели, он подбегал, ему нравилось, когда им командовали… Вечерами во время сильных ураганов, когда все под нашими окнами как будто проваливалось в пропасть, мы заключали пари по поводу фонаря, потушит его ветер или нет? Фонарь, подвешенный на столбе, громко скрипел. Я разбивал пари, на имбирь, шоколадки, картинки, окурки сигарет… даже огрызки сахара… три спички… Мне доверяли… Все это складывалось на мою кровать… «собака ав-ав» часто выигрывал… Он чуял шквалы… Накануне Нового года начался такой циклон, что фонарь в тупике был вдребезги разбит. Я навсегда запомнил это… Все пари пожирали я и «ав-ав».
* * *
Отдавая дань моде и традициям, в полдень все надевали спортивные костюмы в зеленую и желтую полоску, шапочки «ad hoc»; то и другое было украшено нашивками с гербами колледжа… Я лично не очень стремился вырядиться в маскарадный костюм, а потом, должно быть, подобный наряд дорого стоил… Особенно башмаки на шипах… Я не был настроен играть в бирюльки… В моем будущем для игр места не было… Этот жанр создан специально для сопливых полудурков…
Сам старик Мерривин сразу после завтрака вылезал из своей сутаны, надевал пеструю куртку – и фрр!.. понеслось… Он сразу же становился игривым до неузнаваемости… скакал как козел с одного конца участка на другой… Под ливнями и ураганами он чувствовал себя прекрасно… Этот костюм арлекина производил на него магическое действие… Он был забавен, настоящий живчик!
Англичане смешны, у них нелепый вид – помесь священника со школяром… Двусмысленность – их вторая натура… Они ее любят… Ему ужасно хотелось, чтобы мне тоже купили ливрею и нарядили чемпионом «Meanwell College»! Чтобы я больше не позорил их ряды на прогулке, на футболе… Он даже показал мне письмо, которое писал моему отцу по этому поводу… Может, он хотел немного заработать? Небольшой бизнес? Было что-то подозрительное в том, как он настаивал… Увидев это послание, я и глазом не моргнул… Я лишь ухмыльнулся… «Посылай, посылай, старый хрыч, ты плохо знаешь моих родителей!.. Они любят деньги гораздо больше, чем спорт…» Конечно, он этого не понимал!.. И продолжал стараться… Они будут тянуть… откладывать!.. Это будет забавно!..