Смерть в мансарде
Шрифт:
— Ты понимаешь, — Митя заговорил взволновано, — я ведь тоже об этом думал. Газету унес с собой. Причем, не специально! Так, машинально сунул в карман, забыл о ней. Только утром второго дня надевал тужурку и увидел. Просмотрел от первой до последней строчки, наизусть все вызубрил. И — ничего! Обычная газета, наши городские ведомости того же дня выпуска. Есть там какие-то царапины, вроде ногтем почеркано. Я и так, и эдак прикидывал — ну, никакого отношения ни к кому. Просто хроника разных происшествий по стране. Какой-то бродяга, в другом городе, далеко отсюда… Нет, никакого
Но Кожевников недоверчиво помотал головой.
— Не горячись, Митяй, две головы лучше одной. Принеси мне завтра газетку, вместе посмотрим… Ну а второй неясный момент? Сам уже смекнул, какой?
— Смекнул. Пуля в стене рядом с поручиком.
Дмитрий помрачнел, а Николай наоборот весело присвистнул:
— Точно! С чего бы это, как ни с того, что она в него пальнула!
Митя совсем сник. Проговорил через силу, преодолевая смущение:
— Этому-то как раз есть объяснение. У поручика, оказывается, была любовница. Женя могла узнать об этом.
Ветер прошумел по веткам, тронул волосы молодых ребят, чуть освежил их сухие губы. Николай многозначительно поцокал языком:
— Любовница… Интеллигентная барышня узнает о своем женихе такое… Да, это повод.
Но Дмитрий вдруг зло вскочил на ноги:
— Нет, я не верю, не могла она из-за этого!..
Коля поймал его за руку, снова притянул на траву:
— Напрасно, дружочек, не веришь. Любовь такая тяжкая бывает, сам не знаешь, что готов сделать, чтоб ее унять.
Митя, все еще не переборов своей внезапной злости, спросил иронически:
— Это что же, ты сам на себе испытал?
И испугался тому, как вдруг посуровел у Николая взгляд, вмиг затвердели губы.
— Нет, Митенька, не сам. А вот расскажу тебе… Только пойдем отсюда. Глянь, солнце как стало, тени совсем нет.
И впрямь, солнце нависало прямо над головой, палило, и даже развесистая яблоня не спасала.
— За корпусом есть славные навесы, — сказал Николай.
— Да там небось людей полно, — усомнился Митя.
— Наоборот, сейчас там пусто, смотри-ка, — и Кожевников показал на вереницы обитателей лазарета, потянувшихся к входу. — Обед, — объяснил он.
— Так и тебе, верно, пора.
— Э-э, нет, я лучше с тобой побуду. А потом повара накормят, прямо на кухне, и даже еще лучше.
Митя поверил ему: он знал, что Николай тут любимец обслуживающего персонала. Они пришли к длинным навесам-аллеям, увитым по бокам и сверху диким виноградом. Там стояли скамейки, было очень славно и в самом деле пусто. Только в другом конце женщина и девушка, разложив на лавке пакеты со снедью, обхаживали молоденького раненого бойца.
Глава 5
Ребята присели. Митя чувствовал, что Николаю трудно начать. Но вот тот выдохнул:
— Ну ладно. Значит, был у меня браток родной, старший на пять лет. Павлуша. Я пацан еще, а ему восемнадцать. Охотник наилучший в округе, на лыжах ходок — никто с ним не сравнится. На медведя разок пошел ради развлечения, с одним ножом, и ничего — приволок шкуру. И сам собою-то хорош. Я вот на него вроде похож, да куда мне!
Митя усмехнулся: был Николай, по его
— Девушка у него была — Настенька. Я тогда не шибко в девках разбирался, но казалось мне, что мог бы и получше Паша себе сыскать. Они встречались не тайно, но и не так напоказ, как другие, когда женихаются. Паша-то говорил: «Женюсь только на Насте!» Но тут была заковыка. Семьи наши не ладили меж собою.
— Ромео и Джульетта! — сорвалось у Дмитрия. Но Коля не обиделся.
— Во-во! — сказал он. — Я уже такое слыхал. Принес почитать бы, что ли…
— Принесу, — заверил Митя. — Рассказывай дальше.
У него уже появилось предчувствие, что история эта плохо кончится.
— Мой отец, как это говорят, крупный промышленник. Лесоповал, лесосплав, лесозавод, да и не один — все под ним. Когда-то давно он у соседа нашего забрал лесопилку. Тот вошел в долги, вот батя и купил ее почти задарма. С тех пор сосед на него в большой обиде. Хотя так и не ссорились на людях, но друг о друге доброго слова не говорили. Вот Настасья дочкой того соседа и была. А он заявил: «За Пашку Кожевникова дочь не выдам, хоть умри!» Он потом из долгов вылез, на ноги стал, хотя и победнее нас был куда! Но гордый. Как сказал, так и сделал, и той же осенью — мне четырнадцать было — выдал Настю замуж за одного там, из купцов. С того часу Паша наш стал прямо не жилец на белом свете. Все что ни делает — словно не понимает зачем. Молчит. Спросишь что — десять раз повторить надо, и все равно ответит невпопад. Пойдем белку бить или соболя, у него лыжня вихляет, как у пьяного. «Бей, — кричу, — Пашка, бей!» Он палит мимо, лишь бы я отстал. Вроде совсем ему неинтересно стало ничего делать. Мы с батей и маманею переживаем, понимаем, что с ним, но надеемся: время пройдет, успокоится, забудет, а там и полюбит кого, девчонки-то на него заглядываются. Да и Настя уже в положении, родит ребеночка, он на нее и совсем смотреть не станет…
— Не так вышло? — осторожно спросил Дмитрий, чтоб перебить тягостную паузу.
— Не так, Митя. Родила она летом. Мы все дома были, вечеряли, как сестренка моя Маруська, малявочка семилетняя, прибегает и весело так сообщает: «А Настька-то соседская сейчас мальчишку родила!» Паша наш с лица сошел, ложку положил, говорит: «Батя, пойду покурю». Пошел и повесился в сарае.
Коля вдруг всхлипнул, ткнулся в кулаки лбом. Дмитрий молчал, пока тот сам себя не переборол, не поднял голову, неловко улыбнулся:
— А я вот в Америку решил сбежать от любви.
— Это как же так? — Митя искренне удивился. — Ты же ведь за призом пошел?
— Да все к случаю пришлось, знаешь ли. Конечно, мир очень хотелось посмотреть. Но ведь и от Дарёнки подальше надо было уйти, а то ведь чувствовал, все больше меня к ней тянуть стало.
— Ну и что! Коля, вот ты чудак! Судьба твоего брата — редкость. У тебя могло бы все хорошо сложиться.
— Да ведь она, Дашутка, из того же рода, из Клыковых!
Парни надолго замолчали. Потом Николай расправил плечи и левым двинул легонько Митю.