Смерть в ночном эфире
Шрифт:
Сначала она удивилась и занервничала, потому что он не ошибся. Неужели он следил за ней? Но смятение быстро сменилось гневом. Какого черта? Это не его дело, с кем она спит и когда.
– Послушай, наверное, нам не стоило встречаться сегодня, – сказала она как можно спокойнее. – У меня предменструальный синдром, и мне только не хватало, чтобы кто-то действовал мне на нервы. Давай разойдемся по-хорошему, ладно?
Его ярость испарилась, как весенний снег.
– Прости, что я накричал на тебя. Это просто… Я подумал…
– Что?
– Что у нас с тобой особенные отношения.
Вот когда ей надо было сказать, что она не хочет больше его видеть. Именно в этот момент, когда он сам подставился, но, черт побери, она упустила свой шанс. Вместо этого она заявила:
– Мне не нравится, когда ты выспрашиваешь меня, где я была, что я делала и с кем. Мне этого и дома хватает. – Она снова откинулась на сиденье и затянулась. – Или прекрати на меня давить, или отвези меня обратно к моей машине.
Он притих, казался подавленным и грустным, когда они вошли в квартиру.
– Вина хочешь?
– А разве я когда-нибудь отказывалась?
Она уже чувствовала себя лучше, спасибо травке. Ладно, один перетрах на прощание, и она объявит ему, что им придется видеться пореже – точнее, никогда больше, – а потом она выберется из этой помойки и никогда больше сюда не вернется.
Только свет от экрана монитора освещал эту комнату, где всегда были закрыты жалюзи. Еще одна ее фотография была на мониторе.
Увидев ее, она сказала:
– Это явно одна из тех, что была сделана «после». Я такая развратная девочка. Развратная, но милая, правда? – Она подмигнула ему, принимая из его рук бокал с вином, который он принес из кухни.
Она выпила его залпом, как воду, громко, сочно рыгнула и снова протянула ему бокал, требуя налить еще.
– Ты ведешь себя как шлюха. – Он спокойно взял у нее бокал, поставил на ночной столик и отвесил ей пощечину. Он ударил ее так сильно, что у нее из глаз брызнули слезы.
Она вскрикнула, но от потрясения не могла выговорить ни слова.
Он опрокинул ее на кровать. Она упала на спину. Комната поплыла у нее перед глазами. Похоже, она накачалась больше, чем думала. Это нехорошо. Она попыталась подняться.
– Эй, я не хочу…
– Нет, ты хочешь.
Он одной рукой прижимал ее к кровати, а другой расстегивал ремень и «молнию» на брюках. Потом он принялся срывать с нее одежду. Она отталкивала его руку, отбивалась, обзывала последними словами, но он не остановился.
Он вошел в нее с такой силой, что она вскрикнула. Он закрыл ей рот ладонью.
– Заткнись! – прошипел он так близко у ее лица, что она почувствовала, как капельки слюны упали ей на щеку.
Она укусила его за руку. Он вскрикнул и отдернул руку.
– Ты, ублюдок, – крикнула она, – а ну-ка, слезь с меня. К ее изумлению, он негромко засмеялся.
– Попалась. Ты решила, что я серьезно. Она перестала отбиваться.
– А?
– Я просто воплотил твою фантазию об изнасиловании.
– Ты псих, – буркнула она.
– Неужели? – Он снова вошел в нее. – И ты можешь сказать, что тебе это не нравится?
– Именно так. Мне это омерзительно. Я тебя ненавижу, сукин ты сын.
Он только улыбнулся, потому что вопреки этим словам ее тело отвечало ему. Когда все закончилось, они оба были без сил, их тела блестели от пота.
Он первым пришел в себя, встал и взял фотоаппарат.
– Не двигайся, – приказал он, делая один снимок за другим.
Сверкала вспышка, и она оказалась идеальной моделью, потому что буквально окаменела.
– Подожди, у меня возникла идея! – воскликнул он. Подождать, не двигаться? Ради бога! Она была такой сонной, что не могла пошевелиться. Скулу дергало. Как она объяснит домашним этот синяк? Господи, она все еще была в сандалиях. Очень смешно. Но она так устала, что не стала снимать их. И пртом, он же сказал ей не двигаться.
Возможно, она задремала на пару минут. Когда она проснулась, то увидела, что он наклонился над ней и связывает ее запястья галстуком.
– Это еще зачем?
– Для фотографии. Ты была плохой девочкой. Тебя надо наказать.
Он спрыгнул с кровати и навел фокус.
Именно в этот момент она поняла, что все идет как-то не так. У нее появились первые странные предчувствия. Она попыталась сесть.
– Разве я не говорила, что не люблю эти игры?
– Неважно, это наказание, – ответил он, подходя к торшеру и поворачивая абажур так, чтобы свет падал на ее тело.
Все, хватит, с нее довольно. Это их последняя встреча. Да, она позировала ему, это было забавно. Что-то новенькое, и ее заводили эти фотографии, когда она их потом рассматривала.
Но он ведет себя отвратительно, требует слишком много и совершенно непредсказуем.
– Послушай, – она помнила, что сказала это сурово, требовательно, – я хочу, чтобы ты немедленно развязал мне руки.
Закончив со светом, он принялся устанавливать треножник.
Она попробовала сменить тактику, ее голос смягчился.
– Я сделаю все, что ты захочешь. Ты же знаешь, так и будет. Тебе нужно только попросить.
Но он словно не слышал ее. Пока он отвлекся, ей удалось переползти к краю кровати. Она лежала и прикидывала расстояние до двери. Но когда она взглянула на нее, холодок страха пополз у нее по спине. Со стороны комнаты на двери не было ручки, только медный диск на том месте, где ей следовало быть.
Он наконец закончил возиться с фотоаппаратом. Почувствовав ее тревогу, он улыбнулся ей:
– И куда, интересно, ты собралась?