Смерть в овечьей шерсти
Шрифт:
— Миссис Джонс, вы любили миссис Рубрик? — поинтересовался Аллейн.
Она наконец взглянула на него.
— Любила? — неохотно переспросила она. — Наверно. Она была добрая. Со всеми. Ну, были у нее промашки, конечно. Не всегда выходило, как она хотела.
— С Клиффом?
— Ну да. Тогда много чего болтали про нее и моего сына. Завидовали, наверно.
Она провела огрубевшей рукой по лицу, словно смахивая паутину.
— Конечно, я тревожилась: а вдруг он отвернется от родного дома? Но и мешать не хотела,
Несмотря на то что все это говорилось с изрядной долей враждебности, Аллейн невольно почувствовал к этой женщине уважение.
— Вы все время тревожились?
— Все время? Нет, только пока был маленький. Когда вырос, он сам от нее отшатнулся. Никто не знает ребенка лучше его матери, и я вам скажу, что Клиффа так просто не свернешь. Она пыталась на него давить и только настроила против себя. Он хороший парень, но непростой. Очень уж чувствительный.
— Вы не жалели, что согласились отправить его в частную школу?
— Жалела? — повторила миссис Джонс, как бы примеряя на себя это слово. Поджав губы, она судорожно сцепила на коленях руки. — После случившегося и того, как с ним обошлись, я жалею, что она вообще его опекала, — с горячностью произнесла она, но тут же спохватилась: — Хотя в этом никто не виноват — ни он, ни она, бедняжка. Они были очень привязаны друг к другу. Когда это случилось, Клифф больше всех переживал. И не слушайте, если вам другое скажут. Разве можно так издеваться над невинным ребенком? Грех это.
Ее взгляд уперся в стену поверх головы Аллейна. В глазах стояли слезы, но на бесстрастном лице они выглядели как-то неестественно.
Каждую свою тираду женщина заканчивала так решительно, что Аллейн всякий раз терял надежду на продолжение.
— Миссис Джонс, что вам известно об этой истории с виски?
— Они все врут, мой мальчик не вор. Вот что мне известно об этой истории. Это вранье. Он сроду не прикасался к спиртному.
— Тогда зачем он его взял?
Она наконец-то посмотрела на него:
— Спросите у повара, который готовит для работников. И у Альберта Блэка. Клифф вам все равно ничего не расскажет. От меня он тоже скрывает. Я сама обо всем догадалась. Если узнает, что я вам сказала, никогда не простит.
Поднявшись, миссис Джонс направилась к двери, откуда навстречу ей лился солнечный свет.
— Спросите их. Больше я ничего не скажу.
— Благодарю вас, — задумчиво произнес Аллейн. — Обязательно спрошу.
3
Встреча Аллейна с поваром была исполнена небывалого драматизма. Она произошла вечером того же дня. После раннего ужина, проходившего в молчании, поскольку обитатели дома еще не оправились от вчерашних душевных излияний, Фабиан предложил Аллейну прогуляться к бараку, где жили работники. Перед тем как уйти,
— Тогда все выглядело так же? — спросил Аллейн. — С точки зрения обзора?
— Лаванда была зеленой и кустистой, — ответил Фабиан. — Но эта штука лежала среди цинний и была на виду. Циннии здесь не слишком благоденствуют, и даже когда цветут, вид у них довольно жалкий.
Аллейн пару раз бросил брошку в циннии, и всякий раз она сверкала среди них, словно причудливый искусственный цветок, воткнутый в сухую землю.
— Ладно, пойдем поговорим с поваром, — вздохнул Аллейн.
Они прошли через калитку, из которой в тот вечер вышла миссис Рубрик, свернули на ту же дорогу, на которую свернула и она.
Когда они шли мимо сарая к цели своего путешествия, до них донесся высокий сиплый голос, который, судя по интонациям, произносил пламенную речь, а очутившись перед бараком с пристройкой, увидели живописную картину.
Группа мужчин, некоторые сидя на корточках, другие прислонившись к стене, молча слушали человека с багровым лицом в грязноватом белом одеянии, который, стоя на перевернутом ящике, громко увещевал их.
— И воззвал я к Господу, — яростно завывал оратор. — Вот что я сделал. Воззвал к Господу нашему.
— Это и есть повар Перси Гоулд на грани нервного срыва. Третья и последняя стадия белой горячки. Обычная история, — объяснил Фабиан.
— И Господь вопросил: «Что снедает тебя, Перс?» И я ответил: «Грехи мои камнем лежат во мне. Опять я предался греху, и нет мне спасения». И тогда сказал мне Господь: «Открой еще бутылку, Перс». И я открыл, и Господь дал мне силы и спас от гибели.
Повар на минуту замолк и, подняв руку, стал с явным усилием чертить что-то в воздухе.
— Вот оно слово Господне для тех, кто слишком трезв, чтобы понять его, — выкрикнул он. — Выжжено огнем небесным на стене этого хренового сарая. И что оно гласит? Открой еще бутылку. Аллилуйя.
— Аллилуйя, — эхом отозвался маленький человечек, сидевший на ступенях пристройки в состоянии глубокого уныния. Это был Элби Блэк, разнорабочий.
Увидев Аллейна и Фабиана, повар снова затянул свою песню, яростно тыкая в их сторону руками.
— Еще две головни должен я выхватить из костра. Еще двух овец оторвать от стада и вознести в райские кущи спасения. Еще двух немощных отдать в руки Господа нашего. Да сойдемся мы вместе на брегах реки! — И тут Перси Гоулд и Элби Блэк затянули церковный гимн, который был подхвачен невидимым аккордеонистом в бараке.