Смерть в пурпурном краю
Шрифт:
– Вы знали, что он собирается с ней уехать?
– Я боялась этого. В начале осени он страшно нервничал. А дней десять назад вдруг переменился, казался даже счастливым. Сказал мне, что все будет в порядке, они договорились. Выглядел спокойным и довольным. Составил расписание так, что по вторникам и четвергам после обеда был свободен, а через неделю – еще и по понедельникам. В такие дни он после обеда уезжал – где-то, наверное, встречались. Вечером, часов в семь-восемь возвращался усталый, измотанный, но улыбался как блаженный. Эта проклятая баба выжимала его до капли. И он еще имел совесть предложить мне, чтобы мы жили здесь вместе, втроем, когда все уладится! Вы можете ее представить в качестве профессорской жены? Вам известно, что
– Может, она сказала ему, что я ей обещал помочь?
– Возможно. Ах, они на все смотрели сквозь розовые очки! Вообразили – весь мир обожает их только за то, что они втрескались друг в друга. А на самом деле все считали это неприятной ситуацией, историей дурного толка.
Поднявшись, она отключила кофеварку и наполнила чашки снова. Когда склонилась ко мне, пахнуло запахом ванили. Мне пришло в голову, не пьет ли она? Пожалуй, вряд ли – слишком деятельная, активная натура. Моложе брата года на четыре. Я легко представил себе, как она слоняется вокруг нью-йоркского университета в черных чулках и твидовой юбке, как горячо рассуждает в дешевых забегаловках об абстрактных понятиях, знакомится с сексом у какого-то художника в мансарде, но приходит к выводу, что его значение преувеличивают; как позволит уговорить себя попробовать марихуану, но испытает лишь тошноту; подписывает разные воззвания, как отсиживает часы на лекциях, увешанная примитивной бижутерией, изготовленной бездарными подружками; как намалюет декорации для любительского спектакля, – и все-все проделывает энергично, со страстью; этот инфантильно-интеллектуальный ребенок без чувства юмора, задавленный предрассудками, бессознательно жаждущий избавления от них.
– Вчера, во вторник, – продолжал я, – миссис Йомен после полудня увезла меня из карсонского аэропорта. Судя по всему, ваш брат исчез во второй половине дня в Понедельник. Мне это представляется несколько преждевременным.
– Наверно, так они запланировали. Я посещаю разные курсы. В понедельник после обеда была на семинаре «Массовая коммуникация». У Джона в понедельник до двенадцати две лекции по современной философии. И по философии в литературе. После обеда он свободен, я думаю, был с ней. Когда он не вернулся к девяти часам, меня охватило беспокойство. Но я решила, что они договорились провести вместе ночь. В последнее время, по-видимому, это было пределом его мечтаний. Ждала, что вернется утром – во вторник у него лекции с десяти: В девять утра мне уже все казалось подозрительным. Я осмотрела квартиру. Не было чемодана, кое-чего из одежды, туалетных принадлежностей. Не оставил никакой записки, ни словечка объяснений. Не хватило простой порядочности предупредить на кафедре. Просто... сбежал как преступник. Как вы, наверное, знаете, машину оставил в аэропорте, и оба вылетели в Эль-Пасо. Наверное, нужно перегнать машину домой. Это сто километров отсюда. Меня все это просто выбивает из колеи, я оказалась в глупейшей ситуации. У меня был долгий разговор с деканом – он сочувствует мне, мы ведь здесь уже третий год. Конечно, из квартиры придется выехать. Но до-пятнадцатого ноября вроде можно еще пожить. Думаю, Джон к тому времени вернется. Сейчас я оказалась в каком-то вакууме, все валится из рук. Кто знает, что с нами будет.
– А вы работаете?
– Конечно. До обеда – в лаборатории справочных пособий. Канцелярская работа. Но сегодня я свободна, на этой неделе там расширяют помещение, меняют кабель. Я готовлю материалы для дополнительных занятий «Произведения драматического искусства». – Она задумалась, потом продолжила: – Мы жили здесь довольно приятно, мистер Макги, пока в нашу жизнь не вошла эта женщина и не перевернула ее вверх дном. Мне вовсе не мешало, что я вела наше общее домашнее хозяйство. Сам Джон готов питаться консервами и одеваться как бродяга. Он не умеет заботиться о себе. И совсем не здоровяк. Эта женщина о нем не станет заботиться. И чего она
– Вы все осмотрели, знаете, что взял с собой ваш брат?
– Уложил вещи и уехал. Конечно, забрал все, что ему нужно.
– Если я попрошу сделать то, что вам кажется напрасным, сделаете?
– Что именно?
– Вы проверили, не осталось ли здесь чего-то, что ему следовало взять непременно?
– Я, кажется, вас не понимаю, мистер Макги.
– Что-то, что могло здесь остаться, если вместо него собирали вещи другие. Чтобы создалось впечатление, что он собрал вещи сам и уехал.
– Вам не кажется, что это... какая-то мелодрама? – Ее мягкие, бледные губы насмешливо скривились. – Похищение?
– Если вам нетрудно, посмотрите.
– Пожалуйста.
На руку мне упал теплый солнечный луч. На стене висели яркие квадраты ткани с простым узором. Было слышно, как она выдвигает ящики и хлопает дверцами шкафов. Потом все утихло.
Она вдруг возникла на пороге – напряженная, словно готовая к удару. В руке держала черную коробку размером с небольшую книжку. Протягивая ее ко мне, беззвучно шевелила дрожащими губами, пока не выдавила:
– Не забрал...
Взяв протянутую коробку, я открыл ее – два шприца, запасные иглы, ампулы. Я захлопнул крышку.
– Он диабетик?
– Да. Конечно, ее он должен был забрать! Уколы инсулина он делает каждое утро. Он очень рассеянный, но уже понял, что с этим нельзя шутить. Когда забывал об уколе, несколько раз терял сознание. Не понимаю, как он мог забыть коробку...
Она упала в кресло.
– Конечно, мог забыть. Но наутро обязательно вспомнил бы – укол входит в утренний туалет. Правда, у него есть рецепт, можно все купить в аптеке. Да, наверно, так и было.
– Кто-нибудь видел его при отъезде?
– Что? Не знаю. Нет, наверное. В понедельник после обеда здесь бывает немного людей.
– А где хранилась коробка со шприцами?
– В ванной, в шкафчике с лекарствами.
– А другие туалетные принадлежности оттуда забрал?
– Да... Понимаю, что вы имеете в виду. Все это очень... странно. Мне страшно. – Она нахмурилась. – Вы говорили, должно выглядеть так, что уехали вместе. Зачем?
– Не знаю.
Выражение ее лица вдруг изменилось. Я быстро спросил:
– О чем вы думаете?
– Не знаю. Вдруг кое-что вспомнила. В воскресенье мы опять поругались. Я ткнула его носом в то, что впереди Великая неделя: он увидится с ней в понедельник, вторник и в четверг. А он ответил, что во вторник, то есть вчера, они не встретятся, вроде бы она будет занята. Если бы собирался уехать в понедельник...
– Он знал, что она встречается со мной.
– Куда же тогда он поехал?
– Куда его увезли?
– О, пожалуйста, перестаньте! Хотите еще сильней меня напугать?
– Как вас зовут?
– Изабелл. Изабелл Уэбб.
Подтянув ногой стул, я уселся напротив, глядя ей в глаза.
– Мое имя Тревис Макги, Изабелл.
Я схватил ее руку – раза два она попыталась ее выдернуть, но так и оставила в моей ладони, неподвижно сидя в кресле, глядя куда-то вперед, мимо меня.
– Почему вы ведете себя так странно? – спросила она наконец, облизнув пересохшие губы.
– Я не собираюсь вас запугивать. Хочу что-то сказать. Может, и не следовало бы, может, это вас поразит. Очень сожалею. Хотелось бы, чтоб вы держали себя в руках. Попытаетесь? Вот и хорошо. А теперь слушайте внимательно. Мона Йомен отвезла меня в пустую дачу за городом, на холмах. Вчера днем, в два двадцать пять, стояла рядом со мной, как вы сейчас, но кто-то выстрелил из тяжелого дальнобойного ружья, попал ей в шею, и она мгновенно умерла. Я оттуда ушел, а когда вернулся с шерифом, труп исчез. Все следы заметены, уничтожены. Мне же вообще не поверили. Решили, что я пустил дымовую завесу, чтобы облегчить ей бегство с вашим братом.