Смерть в пяти коробках
Шрифт:
Старший инспектор изумленно уставился на молодого человека, который с самым серьезным видом излагал ему оригинальный способ убийства.
— Хр-рм, да, — прокашлялся Мастерс. — Но ведь в нашем случае фосфором, так сказать, и не пахло? Нет. Так зачем ей понадобились негашеная известь и фосфор?
— А зачем ученому-египтологу детали будильника и почему выдающийся хирург, прежде чем покинуть дом, запасается несколькими часами?
Мастерс кивнул, словно бы нехотя соглашаясь с ним. В то же время Сандерса не покидало ощущение того, что старший инспектор что-то скрывает, причем еще и втайне радуется. Его прямо-таки распирало от удовольствия. Сэр Генри Мерривейл немедленно раскусил бы Мастерса; но Сандерсу, который ничего не знал, а только подозревал, стало не по себе.
— Послушайте, инспектор, что там у вас в рукаве?
— У меня? — с самым невинным видом удивился Мастерс. — В рукаве?! Ничего. Просто мне интересно, есть ли у вас еще какие-либо предположения.
— Сейчас нет. Впрочем… может, вы считаете их всех убийцами, а данные предметы уликами, изобличающими их вину?
— Ага! Такое вполне возможно.
— Или невозможно. По вашему лицу не поймешь, что у вас на уме. Фосфор — яд, но часами или стеклянной пластинкой человека не убьешь.
К удивлению Сандерса, Мастерс оглушительно расхохотался:
— Они вроде как колдуны или алхимики, верно? Полно, полно, сэр! Не обижайтесь. Я ничего плохого не имел в виду. Если подтвердятся мои подозрения, ничего смешного тут нет; произошедшее много серьезнее того, с чем обычно приходится иметь дело. Очень бы хотелось повидать того малого, Фергюсона. Кстати, не хотите составить мне компанию? Сейчас я иду беседовать с миссис Синклер.
Миссис Синклер поместили в одноместную палату, а их в Гиффордской больнице совсем немного. Она сидела на кровати, выкрашенной в белый цвет, обложенная подушками; неяркая лампа в изголовье бросала свет на ее волосы. Рядом находился доктор Нильсен; судя по его виду, он успокаивал больную.
Трудно было представить, что женщине только что сделали промывание желудка, давали рвотное и сульфат цинка. Она показалась Сандерсу настолько хрупкой, что невольно подумалось: подобные неприятные процедуры ее бы просто убили.
Щеки миссис Синклер больше не пылали ярким румянцем, мышцы расслабились. Когда Сандерс видел ее в квартире Хея, она показалась ему старше, сейчас же он понял, что ей едва ли больше тридцати двух — тридцати трех лет. Фигура у нее была что надо — стройная, гибкая. Длинные волосы, очень темные и блестящие, были заправлены за уши, отчего казалось, будто миссис Синклер накинула капюшон. На ее очень красивом, чувственном лине выделялись огромные иссиня-черные глаза; у нее был маленький округлый рот и крепкий подбородок. Сразу бросалось в глаза крайне серьезное и одухотворенное выражение лица. Обычная больничная сорочка выглядела на ней как вечернее платье. В общем, миссис Синклер была очень хороша; такого же мнения, очевидно, придерживался и доктор Нильсен.
Мастерс откашлялся, словно не решаясь начать разговор. Как позже заметил Сандерс, лишь ее одну среди прочих свидетелей Мастерс как будто немного стеснялся.
— Помните, у вас всего пять минут, — предупредил доктор Нильсен. — Я останусь здесь и прослежу, чтобы мои распоряжения не нарушались.
— Пожалуйста, поговорите со мной, — попросила миссис Синклер низким голосом. — Доктор Нильсен как раз рассказывал мне, что произошло.
Старший инспектор едва удержался, чтобы не выругаться.
— Терпеть не могу ваши полицейские уловки, — отрубил доктор в ответ на его выразительный взгляд. — Вы делаете свое дело, а я свое. И мое дело заботиться о пациентах.
— Допустим, — примирительно согласился Мастерс; на губах его заиграла обычная вкрадчивая улыбка. — Итак, мэм… Я вынужден задать вам несколько вопросов. Не обращайте внимания на блокнот, это простая формальность.
Миссис Синклер, грустно улыбнувшись, поблагодарила его и грациозно откинулась на подушки. Зрачки ее глаз до сих пор оставались немного расширенными.
— Ваше имя, мэм?
— Бонита Синклер.
— Вы замужем?
— Я вдова.
— Где вы живете?
— В Челси. Чейни-Уок, 341.
Мастерс оторвался от блокнота.
— Каков ваш… род занятий, мэм? У вас есть профессия?
— О да, я работаю, — сообщила миссис Синклер с таким выражением, словно работа являлась очком в ее пользу. — Я консультант в области живописи; иногда и сама торгую картинами. И пишу статьи для «Национального художественного обозрения».
Старший инспектор захлопнул блокнот.
— Итак, мэм… Вам известно, что мистера Феликса Хея сегодня убили?
Миссис Синклер вздрогнула. Глаза ее наполнились слезами, хорошо заметными в свете лампы. Сандерс готов был поклясться, что женщина по-настоящему расстроена.
— Доктор как раз сказал мне… Ужас! Терпеть не могу думать о страшном и неприятном.
— Согласен с вами, мэм, но, боюсь, нам придется посвятить неприятностям немного времени. Итак… прошу вас, расскажите мне все, что произошло сегодня вечером.
Миссис Синклер с трудом переменила позу.
— Но… я ничего не знаю. Честно и откровенно: не знаю! Последнее, что я помню, кто-то за столом рассказывал какую-то историю, анекдот. Он показался мне ужасно смешным; смешнее я ничего в жизни не слышала. Я смеялась и смеялась, а потом мне стало стыдно. Но к тому времени перед глазами у меня все поплыло, и…
— В таком случае начнем сначала. Как вы оказались в квартире мистера Хея?
— Он пригласил меня в гости. Сказал, что придут еще несколько человек, что это не пышный прием, а так, небольшой званый вечер.
Женщина говорила немного манерно; впрочем, если учесть, что на ее лице не было ни грамма косметики, жеманство ей очень шло. Вне всяких сомнений, пострадавшая была еще очень слаба; она выпростала из-под одеяла длинную тонкую руку, и Сандерс увидел бинты.
— В котором часу вы пришли туда, миссис Синклер?
— Кажется, около одиннадцати.
— Не поздновато ли для вечеринки?
— Боюсь, все началось так поздно из-за меня. Видите ли, сегодня мне нужно было сделать три очень важных звонка в определенное время; я сказала мистеру Хею, что вряд ли успею к нему раньше одиннадцати. Он ответил, что не хочет причинять мне неудобство и позовет остальных на тот же час.