Смерть в театре «Дельфин»
Шрифт:
— Какой странный вкус!
— Дело в том, что для него хромота стала выражением сексуальной привлекательности.
— Не знаю, о какой привлекательности может идти речь, если я появлюсь, прыгая на одной ножке, задыхаясь и пыхтя, как кит!
— Дестини, ты только послушай, что он написал. Послушай!
И Перигрин с выражением прочитал строки о хромой красавице.
— Именно поэтому я и заставил её упасть с лошади и вприпрыжку пройтись по улице.
— Он, наверное, был со странностями?
— Конечно, нет! — возмущённо вмешался Маркус.
— Я только спросила.
— Послушайте, дорогая. Нужно вот что: с улыбкой, запыхавшись…
— И хромая! Ужас!
— Да, да, — сказал Маркус. — Мы вас прекрасно понимаем, но послушайте: вы очаровательны, вы краснеете и бледнеете, а ваша грудь вздымается. Милая Дестини, у Шекспира была совершенно нормальная реакция. Вы поразили его, понимаете? Вы поразили меня!
— Хромотой?
— Да! — раздражённо подтвердил Маркус. — И хромотой, и всем прочим. Давайте, дорогая. Выходите ко мне.
— Да, да, Дестини, — подхватил Перигрин. — Послушайте, моя дорогая. Вы в вельветовом костюме с большим вырезом на груди, на голове у вас шляпка сливового цвета, на ногах — мягкие изящные туфельки, и вы очаровательны, просто очаровательны. К вам выбегает молодой доктор Халл, чтобы поддержать вас. Чарльз, где ты? Давай, поддерживай. Вот, вот, именно так. Веди её как можно легче. Так, теперь дверь открывается, и вы предстаёте перед нами. Просто сказочно. Вы — как солнечный луч. И вас видит он, Шекспир. И вы произносите… Ну? Ну же, Дестини, давайте.
— О, мистер Шекспир, я ворвалась в ваше уединение, как скворец, перепрыгивающий через порог.
— Вот, вот. И с этого самого момента вы понимаете, что он — ваш.
— Мой?
— Вы покорили его. Вы довольны. Вы знаете о его славе. Вы хотите с его помощью пустить пыль в глаза В.Х. Вы, Марко, словно по принуждению, выходите вперёд и предлагаете свою помощь. Вы не сводите с неё глаз. А вы, Дестини, приближаетесь, пошатываясь, и с улыбкой приникаете к нему, ища поддержки. Он жутко неподвижен. О да, Марко, да. Именно так. Абсолютно прям и неподвижен. Чудесно. Вот теперь, Дестини, все верно. Вы поняли. Все именно так, как надо. Просто прекрасно.
— Я могу сесть, или мне нужно тут же уходить со сцены, пыхтя ему в грудь?
— Посмотри на него. Положись на него целиком, пусть он ведёт тебя. Смейся. Нет, хохотать не нужно. Просто горловой смешок.
— Посексуальнее?
— Да, да! — Перигрин взлохматил обеими руками свои кудри. — Больше секса.
— И я сажусь?
— Да. С его помощью. В центр. Халл выдвигает стул. Чарльз?
— Быть может, чуть влево от центра? — вмешался Марко. — По-моему, Десси так удобнее, а мизансцена получается более завершённой. Смотри, вот я её сажаю… — Найт проделал это с филигранной тонкостью, заняв центр сцены собственной особой.
— Я предпочла бы иное решение, дорогой Марко. Вы не возражаете, Перри, если мы попробуем сделать по-другому? Мне кажется, сцена получается чуть-чуть фальшивой.
Завязалась борьба за выигрышную позицию. Перигрин решил дело в пользу Найта — так действительно получалось лучше. Затем вступили Гертруда, Эмилия, которая была очень мила в роли Джоан Харт, и, наконец,
Где-то в середине репетиции мистер Джей засёк в зрительном зале некоего человека. Все актёры были на сцене, логично предположить, что любопытство проявил либо Уинтер Моррис, либо Джереми, который частенько заглядывал сюда, особенно если со сцены доносился голос Дестини.
Весь эпизод прогнали без сучка без задоринки и перешли к более раннему, когда мальчик Гамнет получает на свой одиннадцатый день рождения перчатки, сделанные дедом, и надевает их. В нем участвовали только Эмилия, Маркус и невозможный Тревор. Впрочем, Перигрину при активной помощи Маркуса удалось приглушить резкие всплески откровенного самолюбования юного гения, так что сцена в целом прошла неплохо. Воодушевившись успехом, они сделали перерыв на ленч. Перигрин отвёл Гарри Грава в сторонку и устроил ему выволочку, правда, не слишком суровую. Грав покорно все выслушал и удалился. Перигрин отметил, что Дестини его ждала. Любопытно, куда, в таком случае, девался Маркус Найт со своим правом собственности на ведущую актрису? Загадка объяснилась, когда до мистера Джея донеслась фраза Дестини:
— Дорогой мой, король «Дельфина» пирует с кем-то у Гаррика. Куда мы пойдём?
Новый занавес приспустили, огни рампы выключили. Осветитель и рабочие ушли. Где-то хлопнула служебная дверь.
Перигрин повернулся, чтобы выйти через главный вход…
…и очутился лицом к лицу с мистером Кондукисом.
Перигрину почудилось, что время повернулось вспять и что зловонные брызги окропляют проход разрушенного театра. Мистер Кондукис был одет в такой же, как тогда, невыносимо элегантный костюм и распространял вокруг себя ту же атмосферу благопристойности. Он, как и прежде, отпрянул назад, словно Перигрин обвинил его в чем-то.
— Я наблюдал за вашей работой, — тихо проговорил мистер Кондукис вместо приветствия. — Мне бы хотелось обсудить с вами один вопрос, если вы располагаете временем. Лучше, наверное, в вашем кабинете?
— Конечно, сэр, — сказал Перигрин. — Я не заметил, как вы вошли. Извините.
Мистер Кондукис никак не прореагировал на его фразу. Он бесстрастно оглядывал зрительный зал, вернувший своё былое великолепие: темно-красный занавес, канделябры, сверкающие позолотой резьбы, ряды бархатных кресел.
— Вы довольны?
— Совершенно. Мы откроемся точно в срок, сэр. Перигрин припомнил, что в их прошлую встречу мистер Кондукис решительно пресекал малейшие попытки следовать за ним, поэтому без церемоний поднялся к своему кабинету, открыл дверь и обнаружил Уинтера Морриса, занятого диктовкой писем. Мистер Джей скорчил сложную, однако достаточно красноречивую рожу, которая заставила Морриса поспешно вскочить на ноги.
Мистер Кондукис вошёл в офис, не глядя ни на кого и ни на что.
— Это наш менеджер, сэр, мистер Уинтер Моррис. Мистер Кондукис.