Смерть внезапна и страшна
Шрифт:
– Конечно. – Детектив встал. – Искренне сожалею. Мне правда очень жаль, что так случилось. Мне от всего сердца хотелось бы представить вам другой ответ. – Он не стал дожидаться ненужных слов Джулии. – До свидания, миссис Пенроуз.
Монк вышел на жаркое солнце полностью измотанным – и физически, и духовно. Он столь углубился в переживания, что едва замечал шум и жару… И прохожих, глазевших на него с тротуара Гастингс-стрит.
Глава 3
Калландра Дэвьет была глубоко тронута услышанной от своего друга повестью о Джулии Пенроуз и ее сестре. Однако она ничем не могла помочь им, да и не принадлежала к той породе женщин, что расходуют свое время и эмоции вхолостую. У нее было так много
Леди Калландру приняли в Совет попечителей, и теперь она исполняла эту, в общем-то, достаточно пассивную роль. Доктора и кастелянши должны были с большей или меньшей вежливостью выслушивать ее советы, имея полное право тут же забыть о них. Еще Калландра должна была читать нравоучения сестрам и призывать их к трезвости – занятие это она презирала и находила бесполезным. Но дел все равно оставалось немало, начиная с предложенных Флоренс Найтингейл реформ, которые всей душой поддерживала и Эстер. Дома, в Англии, свет и воздух в госпитальных палатах считались совершенно ненужными, если даже не вредоносными. Почтенные медицинские заведения придерживались консервативных воззрений, ревностно ценили свои познания и привилегии и скептически относились к новациям. Женщинам здесь предоставлялась лишь грубая и тяжелая работа. Изредка находилась административная должность – например, сестры-хозяйки, – прочим же представительницам слабого пола оставалось заниматься благотворительностью, как делала сама миссис Дэвьет и другие светские дамы, которые присматривали за нравами в обществе и, пользуясь своими связями, добивались пожертвований.
Калландра выехала из дома, велев кучеру побыстрее доставить ее на Грейс-Инн-роуд, что лишь отчасти объяснялось ее реформистскими планами. Она еще не признавалась в этом ни Монку, ни даже себе самой, что на самом деле стремилась увидеть там доктора Кристиана Бека.
Всякий раз, когда она думала о госпитале, перед ее умственным взором появлялось лицо этого врача, а уши ее слышали его голос.
Леди решила переключить свое внимание на мирские дела. Сегодня ее ждала встреча с сестрой-хозяйкой, миссис Флаэрти, женщиной невысокой и вспыльчивой, весьма легко обижавшейся и ничего не прощавшей… хуже того – совершенно ничего не забывавшей. Она образцово приглядывала за своими палатами, настолько застращав сиделок, что те постоянно пребывали в трезвом усердии, и с безграничным терпением обращалась с больными. Но при этом миссис Флаэрти была непреклонна в своих верованиях, во всем полагаясь на врачей, которые правили в госпитале, а потому наотрез отказывалась выслушивать новомодные идеи и тех, кто их декларировал. Даже в имени Флоренс Найтингейл она не слышала никакой магии.
Выйдя из экипажа, Калландра сказала кучеру, когда будет уезжать, а потом поднялась по ступенькам и вошла через широкие парадные двери в облицованное камнем фойе. Женщина средних лет торопилась пройти через него с ведерком грязной воды в одной руке и шваброй в другой. Ее жидкие волосы были откинуты с бледного лица и стянуты в узел на затылке. Задев на ходу ведерко коленом, она выплеснула воду на пол. На миссис Дэвьет она не глядела, словно той здесь и не было. Прошел хирург-практикант: алые пятна артериальной крови на его куртке со стоячим воротником и поношенных брюках немо свидетельствовали о работе в анатомическом театре. Он кивнул Калландре и проследовал дальше.
Пахло угольной пылью, жаром тел, сжигаемых лихорадками и болезнями, грязной одеждой, помоями и выделениями человеческих тел… Надо бы зайти к старшей сестре, обсудить дисциплину. Пора вновь прочитать им лекцию. Потом следует зайти к кастелянше, поговорить о фондах и передать ей из рук в руки известные суммы на конкретные благотворительные мероприятия. Сперва придется сделать все эти дела – ну, а потом можно будет и переговорить с Кристианом Беком.
Старшую сестру леди Дэвьет обнаружила в одной из хирургических палат, где лежали и еще ждущие операции больные, и уже выздоравливающие
Миссис Флаэрти вышла из небольшой комнаты, где хранились лекарства и чистые бинты. Седые, туго зачесанные назад волосы натягивали кожу около ее глаз на бледном лице. На щеках женщины выступили два гневных пятна.
– Доброе утро, ваша светлость, – отрывисто проговорила она. – Вам сегодня здесь делать нечего, а я не хочу ничего слышать ни о мисс Найтингейл, ни о свежем воздухе. У нас и без того столько народу умирает от лихорадки, а холодный воздух непременно убьет остальных, если я вдруг послушаю вас. – Она взглянула на часы, свисавшие с булавки на ее хрупком плече, а потом вновь поглядела на Калландру. – Я буду весьма признательна вам, мэм, если вы еще раз поговорите с сиделками о том, как им надлежит себя вести, и не забудете упомянуть про честность. Больные жалуются на кражи. Конечно, по мелочам – у них ничего, собственно, и нет, иначе не лежали бы здесь. Хотя я не знаю, чем можно исправить дело.
С этими словами старшая сестра вошла в палату. Эту длинную комнату под высоким потолком с обеих сторон полностью занимали узкие кровати, прикрытые серыми одеялами. Все они были заняты больными. Одни пациенты были просто бледны, других лихорадило, третьи, не зная покоя, перекатывались с боку на бок, а некоторые лежали без движения, тяжело дыша. В палате было жарко и душно.
Молодая женщина в грязном халате шла между постелями с неприкрытым ведром. Крепкий кислый запах ударил в ноздри проходившей мимо Калландры.
– Прошу прощения, – ответила леди, вновь возвращаясь к просьбе старшей сестры. – Лекции здесь не помогут. Нужно, чтобы делом занялись другие женщины, с которыми можно обращаться соответствующим образом.
На лице миссис Флаэрти выступило раздражение. Она уже не раз слышала эти речи и относила их к абсолютно нереальным фантазиям.
– Послушать вас, так все это очень хорошо, ваша светлость, – резко ответила она. – Но нам приходится иметь дело с теми женщинами, что у нас есть, а посему бороться с их ленью, пьянством, воровством и полной безответственностью. Если вы хотите помочь, надо бороться с этими пороками, а не говорить о том, чего не может быть.
Калландра уже открыла рот, чтобы возразить, но ее внимание отвлекла больная, лежавшая в середине палаты, – она начала задыхаться, и ее соседка позвала на помощь.
Бледная тощая женщина с помойным ведром направилась к задыхавшейся пациентке, у которой началась рвота.
– Это действуют листья дигиталиса, – деловито проговорила миссис Флаэрти. – У бедняжки водянка. Который день нет мочеотделения, но это ей поможет. Она уже лежала у нас и поправилась. – Старшая сестра оглянулась, отыскивая взглядом стол, на котором она записывала назначения и расход медикаментов; тяжелые ключи на поясе звякнули друг о друга. – А теперь, простите, сударыня, – проговорила она, поворачиваясь спиной к миссис Дэвьет, – у меня бездна дел и у вас, кажется, тоже. – Голос ее на последних словах сделался полным сарказма.
– Да, – ответила Калландра столь же едким тоном. – Да, у меня много дел. А потому боюсь, миссис Флаэрти, что вам придется попросить об этом кого-нибудь другого. Быть может, леди Росс-Гилберт сможет это сделать. Она очень толковая женщина.
– Бесспорно, – подтвердила ее собеседница и, опустившись за стол, взялась за перо. Прием был закончен.
Калландра, выйдя из палаты в темный коридор, прошла мимо женщины с ведром и шваброй. В углу, привалившись к стене, сидела еще одна работница, одурманенная алкоголем и похожая скорее на груду тряпок, а не на человека.