Смерть за стеклом
Шрифт:
Полицейские прослушали запись состоявшегося в восьмой вечер разговора, когда Мун сочинила историю о своем прошлом, а Сэлли показала, насколько чувствительна к темам психических болезней. «А если в кои-то веки что-то происходит и какой-нибудь псих, которого вообще не следовало выпускать на свободу, скатывается с катушек и втыкает кому-то в голову нож, убийцами начинают считать всех, кто страдает легкой депрессией».
Триша отметила время на записи и перемотала пленку.
—... втыкает кому-нибудь в голову
— ...втыкает кому-нибудь в голову нож...
Учитывая последующие события, выбор слов явно неудачный.
— Как вы считаете, совпадение? — поинтересовался Колридж.
— Скорее всего. Если убийца Сэлли, откуда ей было знать почти за четыре недели, каким именно способом она совершит преступление? Мы установили, что убийство явилось импровизацией.
— Ничего подобного мы не устанавливали, — возразил Колридж. — Мы это только предположили, поскольку не видим, как его можно было спланировать. Но если среди подозреваемых есть человек с предрасположением к ножам и помешанный на том, чтобы треснуть себе подобного по голове, преступление превращается из случайного в закономерное. — На мгновение в комнате воцарилось молчание, после чего инспектор добавил: — Учтите, что Сэлли физически очень сильная женщина.
— Значит, по вашему мнению, убийца Сэлли? — спросила Триша с оттенком раздражения. — Разве можно строить версию на одной-единственной фразе?
— Я ничего не строю, — возразил Колридж. — Я просто обмозговываю.
Обмозговываю? Это он что, придуривается? Люди полвека ничего не обмозговывают. Они думают, размышляют, на худой конец, мыслят.
— Сэлли употребила фразу, которая точно описывает убийство. Она сказала: «...втыкает кому-то в голову нож...». Мы обязаны принять это во внимание.
— А если все наоборот, сэр? — Триша подавила поднимавшееся из самого нутра чувство нелепой сестринской или даже сексуальной солидарности. Она искренне верила, что с такой же готовностью предъявит обвинение лесбиянке, как любому подозреваемому. Но, с другой стороны, почему всем так хочется, чтобы убийцей оказалась именно Сэлли? Все единодушно утверждают, что она очень, очень сильная.
Не вина Сэлли, что она такая мощная и мускулистая. Триша и сама не прочь бы стать посильнее, хотя и не такой бугристой.
— Продолжайте, Патриция.
— Что, если Мун специально захотела нам напомнить, о чем говорила Сэлли, и понесла в исповедальне ахинею, чтобы мы все мозговали так, как мозгуете вы?
Инспектор поднял бровь и посмотрел на свою подчиненную.
— Не исключено, — наконец заключил он. — И это тоже мы непременно должны об... то есть я хотел сказать, принять во внимание.
Все снова повернулись к экрану.
День восемнадцатый
8.15 вечера
Мун произнесла небольшую речь и, выйдя из исповедальни,
— В хлам, — уточнила она, открывая пивную банку. — До поросячьего визга. Без этого никак не в кайф.
— Смешно. Надраться. В хлам. Вот как мы говорим о доброй вечеринке, — усмехнулся Джаз.
— Ты о чем? — спросила Мун.
— О том, как ты смешно выражаешься.
— Это в каком смысле?
Джаз не упускал возможности поднабрать очков своему авторитету будущего комика и решил, что это хороший повод.
— Видишь ли, английский язык — самый богатый в мире. А ты, описывая приятный процесс, говоришь так, словно собираешься извозиться в дерьме. В одной канаве с вонючим поросенком.
— И что из того?
— Дико весело, — решила поддержать Мун Дервла, открывая бутылку вина. — Я бы с тобой посмеялась, Джаз, но не успела надраться до нужной кондиции. — Она улыбнулась так, будто ей был известен какой-то секрет.
«Келли первая. Дервла вторая, — написала рука незнакомца по испарине на стекле. — Держись! Ты обалденная! XXX».
«Обалденная» широко улыбнулась ртом, полным пенящейся зубной пасты. В симпатиях зрителей она поднялась на второе место. Недурно — после всего двух с половиной недель. Впереди только Келли. Но Дервла полагала, что лучше подготовлена для длинной дистанции. Финалистам предстоит долгая игра, а Дервла верила, что выстоит. Она чувствовала, что Келли менее приспособлена для борьбы: слишком открыта, слишком мягка и уязвима, не так настроена на победу. Оставалось Только держаться. Надо вытерпеть само пребывание в доме, и она победит.
Это единственное, что требовалось.
Выжить.
— Значит, ты тоже желаешь надраться? — отозвался на фантазию Дервлы Джаз и ласково обнял ее за плечи. — В таком случае, позволь и мне с тобой.
— Я в восхищении, любезный сэр.
Гладкое, красивое, сладко пахнущее лицо Джаза оказалось совсем рядом. А в руке чувствовалась сила.
— Ни разу не слышал от тебя грубого слова, Дерв, — рассмеялся он. — Расслабилась, дорогая.
— Ни в коем случае. Но бывает, что даже монахини, вроде меня, нечаянно срывают с головы платок.
Джаз, ободренный дружеской манерой девушки, решил бросить пробный шар.
— Знаешь, что я заметил? Ты так увлеченно чистишь по утрам зубы...
Дервле удалось сдержаться и не отскочить от него в сторону. Но она отшатнулась так, что оба расплескали напитки. Остальные удивленно на них покосились.
— Какое тебе дело до того, как я чищу зубы? Что за долбаный интерес? — зло прошипела она. Редко кто слышал от Дервлы слово «долбаный».
— Угомонись, детка, — вмешался Гарри. — Следи за своим языком. Я и то не позволяю себе такого.