Смертельная ночь

Грэм Хизер

— А вы, может быть, немного не в себе, но зато прекрасно выглядите.

Он ожидал, что она отшатнется, захлопнет дверь, но она лишь наклонила голову, пряча улыбку.

— Вы тоже довольно привлекательны — для мерзавца. — Она подняла глаза, и их взгляды встретились. — Слушайте, а вы не могли бы осмотреть мою квартиру?

— Вам страшно?

— Глупости какие, да? Но это правда.

— Конечно мог бы.

Он шагнул в прихожую, быстро огляделся, затем обшарил спальни. Он проверил все шкафы, заглядывал под кровати, отодвигал шторы. Он осмотрел кухню и гостиную. Створчатые двери, ведущие во внутренний двор, были закрыты, шторы задернуты.

Все, казалось, в порядке.

Она ходила следом, босая, с распущенными по плечам густыми волосами, где вспыхивали золотые и рыжие искры. Глаза ее с выжиданием смотрели на него.

— Кажется, вам ничто не угрожает, — заключил он.

— Я знаю, что волноваться глупо. Я давно здесь живу, и никогда у меня не было проблем. Я никогда не боялась.

— Я не думаю, что вас легко испугать. Вы оставались на забытой богом плантации с умирающей старухой и не бросили ее, что бы ей ни мерещилось.

— Тогда еще я была в своем уме, — тихо проговорила она. — По крайней мере, я была в этом уверена.

Он подошел к ней. Он хотел всего лишь ее успокоить, утешить, не зная, впрочем, в каком утешении она нуждается.

Он приподнял ее лицо за подбородок, подушечкой большого пальца нежно гладя ей щеку.

— А я уверен, что вы и сейчас в своем уме.

Она смотрела ему прямо в глаза.

— Не далее минуты назад вы согласились, что я сумасшедшая.

— Вы безумно прекрасны.

Он не собирался целовать ее. Наоборот, он собирался сохранять безопасную дистанцию.

Но он поцеловал ее — лишь для того, чтобы не сойти с ума. Их губы слились, а его свободная рука обхватила ее затылок. Это был вовсе не клевок в утешение, это был поцелуй, обретающий силу. Ее губы, хранящие вкус сладкого фруктового нектара, который она пила, естественно поддались ему, раскрылись, и их глубокий, возбуждающий поцелуй разослал молнии желания вниз к нему в пах и во все части тела. Внутренний голос кричал ему остановиться, опомниться, извиниться и уйти, но его рука скользнула по волосам на спину. Он прижал ее к себе, и вспышки молний, зажженных поцелуем, превратились в огненный вихрь желания.

Это было безумие. Они оба сошли с ума.

Ее руки бродили повсюду — по плечам, по спине, по бедрам. Однако когда он оторвался от ее губ и взглянул ей в глаза, он ожидал увидеть в них протест, возмущение, гнев.

Но он увидел там растерянность и смущение.

— Я не… не для этого просила вас… — пробормотала она.

— Я вам верю, — сказал он.

Затем снова поцеловал ее, и она страстно ему ответила. Ее сладкий язык проник в его рот, дразня его, ее тело прижималось к нему, принимая нужную форму, будто было создано специально с этой целью. Их рты соединились с жаркой и влажной торопливостью, его рука нащупала ее грудь. Она все крепче прижималась к нему. И тут что-то больно вцепилось ему в ногу пониже колена, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Кендалл удивленно опустила руки, а потом воскликнула:

— Иезавель!

Они вдвоем посмотрели на кошку, которая тоже посмотрела на них и мяукнула. Затем они переглянулись и разом расхохотались.

Растрепанная Кендалл была прекрасна.

— Я все-таки не уверена, что ты мне нравишься.

— Спасибо за откровенность. Хочешь, чтобы я ушел?

Она покачала головой:

— Нет.

И тогда он снова обнял ее и поцеловал, на этот раз с нежностью. Взяв ее обеими ладонями за подбородок, он тихо спросил:

— Ты уверена?

Она кивнула. И со следующим поцелуем они стали срывать друг с друга одежду,

швыряя ее на пол в коридоре, а затем она втащила его в свою спальню и они упали, обнаженные, на постель.

Музыка из далекого бара достигала их слуха. Ритм ударных проходил сквозь расстояние. Свет из коридора, проникавший в комнату, позволял ему видеть блеск ее глаз, сияние волос и матовость ее кожи. Он снова поцеловал ее губы, затем глаза, осторожно прижался губами к шее, проложил влажную дорожку вниз — меж ее грудей и вокруг сосков. Ее ногти дразняще царапали кожу на его спине и ягодицах. Захлестывавшее его желание давало о себе знать болезненной твердостью в паху.

Но он знал ее имя. Он знал ее.

Это не имело значения.

Он был с ней очень бережным. Он любил ее. У него были и другие женщины, но любовью он не занимался давно.

Он касался ее тела, будто хрупкой драгоценности. Он целовал, покусывал и лизал ее кожу, изощренно пытая ее, желая возбудить в ней такую же безумную страсть, что пожирала его. Однако она наслаждалась каждым моментом этой сладкой пытки. Соски ее крепких грудей встали и затвердели. Он жадно терся лицом о ее ребра и живот, упиваясь гладкостью ее кожи. Его пьянил ее вкус, изысканные и одновременно похотливые движения ее податливой плоти, извивавшейся под ним.

Поместив свое тело между ее ног, он провел пальцами по нежной мякоти под коленями, по внутренней стороне бедер и запустил их в самом сердце ее женственности, чувствуя жар и энергию в каждом ее вздохе и изгибе. Когда он, наконец, вошел в нее, она обвила вокруг него свои длинные ноги, беря его в бархатный плен. Их захлестнул ритм — древний, как само время, но новый для них двоих. Их губы и дыхание слились, ее пальцы то скользили по его спине, то впивались ему в плечи. Издалека по-прежнему доносилась музыка. Или эта барабанная дробь звучала у него в голове, приближая момент, когда все исчезло, кроме ритма движения и ее запаха. Наконец, он достиг своего пика. Последовал взрыв, заставивший его замедлить ритм, но входить глубже, пока она не содрогнулась под ним, неся ему тепло, сладость и удовлетворение. Он перекатился на бок и притянул ее к себе. Почему-то ему было страшно взглянуть ей в глаза. Он лежал, слушая гудение кондиционера, тиканье часов на каминной полке и чувствуя прохладу влажных от их пота простыней.

Она заговорила первой.

— Ладно. Ты мне, пожалуй, нравишься, — тихо сказала она.

Он засмеялся.

— А ты мне совершенно точно нравишься.

Они помолчали, а потом она спросила, явно делая над собой усилие:

— Ты останешься до утра?

Она чего-то боится?

— Я ничего не боюсь. Правда, — прибавила она, словно читая его мысли. Она приподнялась на локте и повторила: — Я не боюсь. И я не затем пригласила тебя войти.

Ее волосы растрепались, в глазах горели золотисто-зеленые искры, от которых у него сладко ныло сердце.

— Да что ты? — усмехнулся он, обнимая ее. — Я-то надеялся…

Она ничего не ответила, лишь тихо легла рядом. Они молчали, и им было хорошо.

Через некоторое время они снова занялись любовью. Он не знал, кто первый начал. Наверное, они начали одновременно. На этот раз она вела себя смелее, играя с его телом так, что его кровь превращалась в горючую жидкость.

А потом они уснули.

Он следил за домом, и внутри у него кипел гнев, поджаривая его внутренности, точно мясо на гриле. Кровь бурлила, сердце было что пылающий уголь.