Смертельно опасны (антология)
Шрифт:
По толпе, словно порыв ветра в сухом поле, пронеслась волна возбужденного шепота, который превратился в гул, а потом взорвался громогласными криками. На краю поля показалась колонна всадников. Нора вытянулась, хлопнув в ладоши, ахнула и затаила дыхание. В самой середине колонны ехал ее отец – на нем не было ни короны, ни королевских одежд, но все же казалось, что все вокруг кланяется и покоряется ему, словно только он один на всем свете достоин уважения.
– Папа.
– Да, – тихо выдохнула Алиенора. – Ваш папа-король. – Она отпустила
Нора попятилась; если получится спрятаться за ними, может быть, о ней забудут, и ей можно будет остаться. Она заметила, что Ричард тоже не ушел, а задержался у королевской трибуны. Отец подъехал и спрыгнул с седла прямо на возвышение. На лице его играла улыбка, глаза щурились, одежда была измята, борода и волосы взлохмачены. В ее глазах он выглядел, словно какой-то лесной владыка, дикий и неистовый, увенчанный листьями и кусками коры. С обеих сторон трибуны, стремя к стремени растянувшись по всей длине поля, единым строем подъехали его рыцари и встали, повернувшись к французам на дальней стороне. Король бросил туда торопливый взгляд, а потом опустил глаза на Ричарда, который стоял перед ним, вытянувшись в струнку и подняв голову.
– Эй, ты! – сказал он. – Ну что, готов расщепить копье?
– О, папа! – Ричард запрыгал на месте. – А можно?
Король рассмеялся лающим смехом, глядя на него с помоста сверху вниз.
– Нет, пока не сможешь сам заплатить выкуп, когда проиграешь.
Ричард порозовел, словно девушка.
– Я не проиграю!
– Нет, конечно, нет. – Король махнул рукой. – Никто никогда не думает, что проиграет, малец. – Отворачиваясь, он снова усмехнулся презрительно и резко. – Потом, когда подрастешь.
Нора закусила губу. Ей стало обидно за Ричарда – нельзя было так с ним говорить, – а брат сник, пнул землю носком сапога и вслед за пажом побрел прочь с поля. Он вдруг снова превратился в обыкновенного мальчика. Нора уселась на корточки за завесой матушкиных юбок, надеясь, что отец ее не заметил. Он устроился в кресле рядом с королевой, вытянул ноги и только потом впервые повернулся к Алиеноре.
– Изумительно хорошо выглядите, несмотря ни на что. Удивляюсь, как ваши старые кости выдержали всю дорогу от Пуатье.
– Я бы не пропустила это зрелище, – сказала она. – К тому же поездка была довольно приятной. – Они не коснулись друг друга, не поцеловались, и в сердце Норы тихонько шевельнулось беспокойство. К краю помоста подошла ее нянька, и девочка сжалась, нырнув глубже в тень матери. Алиенора пристально посмотрела на короля. Ее взгляд остановился на его груди.
– Яйца на завтрак? Или это был вчерашний ужин?
Нора настолько изумилась, что даже чуточку вытянула шею, чтобы поглядеть на отца: одежда у него была грязная, но желтка она нигде не заметила. Он прожег матушку тяжелым взглядом, лицо застыло от сдерживаемого гнева. На свой плащ он глаз не опустил.
– Ну что за вздорная старуха…
Нора провела языком по нижней губе. Внутри все горело, словно щипалась тысяча
Подала голос нянька:
– Леди Нора, идемте.
– Вы не привезли свою возлюбленную, – сказала королева.
Король наклонился к ней так, будто собирался кинуться, может, даже ударить ее кулаком.
– Она вас боится. Не желает к вам и приближаться.
Алиенора рассмеялась. Она не боялась его. Нора удивилась про себя, что бы это могло значить: разве не ее матушка – возлюбленная короля? Она сделала вид, что не замечает, как нянька манит ее к себе.
– Нора, идемте же! – громко позвала та.
Это привлекло внимание матери; она резко обернулась, увидела Нору и сказала:
– Иди, девочка моя. Приведи себя в порядок. – Мамина ладонь мягко опустилась ей на плечо. – Прошу тебя, делай что велят.
Нора соскользнула с края помоста, и ее увели наряжаться и прихорашиваться.
Когда Мэтти, старшая сестра Норы, вышла замуж за германского герцога, их старая нянька уехала вместе с ней. А эта новая совсем не умела причесывать так, чтобы не было больно. Джоанну уже затянули в новое платьице, заплели ей волосы, и остальные дети ждали снаружи, у входа в маленький шатер. Пока ее наряжали, Нора все думала о Мэтти, о том, как та рассказывала ей сказки и пела песни, когда ей снились кошмары. Наконец их вывели на поле к началу церемонии – сначала братьев, потом ее и Джоанну.
Джоанна сунула ладошку в руку Норы, и та крепко сжала ее пальчики. Из-за всех этих людей она чувствовала себя совсем крохотной. В середине поля все стояли рядами, как в церкви, а простолюдины теснились по краям, силясь услышать, что происходит. С обеих сторон висели знамена, а впереди всех стоял глашатай и, опустив длинный блестящий рог, глядел, как приближаются дети.
В больших креслах в самом центре сидели отец и матушка, а рядом с ними – бледный, усталый на вид человек, одетый в синий бархат. Под ногами у него была небольшая скамеечка. Нора знала, что он – король Франции. Они с сестрой и братьями встали перед ними бок о бок, глашатай произнес их имена, и дети, как один, поклонились – сначала родителям, а потом французскому королю.
Без Мэтти и младшего братика, который еще оставался в монастыре, их было всего пятеро. Старшим был Генри. Его называли «молодым Генрихом», потому что папино имя тоже было Генрих. Следом шел Ричард, потом Джеффри. Мэтти по возрасту приходилась между молодым Генрихом и Ричардом. После Джеффри шла Нора, потом Джоанна, а последним – малыш Джон, которого оставили с монахами. Толпа завопила и заулюлюкала, и Ричард вдруг поднял руку над головой, словно отвечая людям.
Потом их всех торопливо отвели за спины родителей, в гущу придворных, где им снова пришлось стоять рядком. Глашатаи голосили на латыни. Джоанна прислонилась к Норе.