Смертельные игры Пустоши. Узница
Шрифт:
Поэтому после очередного крутого виража Рональд Аверин понял, что отвлекаться нельзя, нужно сосредоточиться на дороге и быть предельно внимательным, иначе чревато глупо погибнуть раньше времени.
Сильные пальцы крепче вцепились в руль, усилием воли Рон изгнал из мыслей нарушительницу покоя, покосился на старшего брата, который сидел рядом и задумчиво смотрел перед собой, и тяжело вздохнул, — Ричарду можно расслабиться.
В этот раз старший брат отказался вести магмобиль, сказал, что очень устал на службе и хочет подремать, хотя сам уже половину дороги
Рон смотрел вперёд, попутно любуясь природой, высокими стройными разноцветными деревьями, чистым небом, периодически выглядывающем сквозь их высокие макушки, и как только перед мысленным образом вставало нежное лицо Ели, тут же с раздражением отгонял его, устремляя сосредоточенный взгляд вдаль.
Он устал, морально был выжат так сильно, что казалось никогда уже не станет прежним. Иногда он вспоминал себя, того молодого самоуверенного парня из приюта, которому казалось, что любое дело по плечу и, стоит только захотеть, он все получит и все сможет, и становилось грустно и обидно за себя того, наивного и самодовольного.
А ведь с того момента, как он увидел Елению, то был уверен, что она будет с ним. Сначала решил, что она с радостью согласится стать ластаной признанного сына герцога, потом уже мечтал чтобы Еля согласилась стать его женой, а теперь...
Теперь он в растерянности.
Девушка, которую он любил, дала понять, что дальше дороги по жизни у них разные. Рон не мог это принять, хотя и прошло два года. Он не принял, боролся за свою любовь, за их любовь, ведь Еля же любит его, раз согласилась тогда выйти за него замуж?
Девушка-иномирянка до сих пор оставалась для него загадкой. Причину необыкновенной физической силы он уже прояснил для себя — опыты принца Варниуса, которые тот начал ещё на Земле, а продолжил в Ровении, сделали из обыкновенной хрупкой танцовщицы машину для убийств. Но вот душа прекрасной Ели до сих пор оставалась для него тайной. И как она относилась к нему — тоже.
Странная, непонятная, вечно ускользающая... сложная... То близкая, то далекая, то нежная, то холодная...
Ранимая, добрая, благородная... И одновременно жестокая и гордая...
Какая же ты, Еления Огдэн?
И почему ты такая непреклонная?
Стоило вспомнить хрупкую фигурку в своих объятиях, широко раскрытые глаза с потемневшими зрачками и податливые губы, как Рону становилось наплевать на все, хотелось только одного — всю жизнь держать Елю в объятиях, целовать до потемнения зрачков, до сбитого дыхания.
После приюта Еля ни разу не сказала, что любит его, но после его возвращения, когда он сбежал из Ровении, в перерывах между спорами и колкостями, была ласкова, нежна и внимательна.
Иногда, правда, она менялась. Становилась отстраненной и странно потерянной, иногда — холодной и задумчивой, но потом непонятная зажатость снова проходила, и он был счастлив.
Особенно после того момента, когда их отношения неожиданно стали серьезными.
На том задании от Диннара Роннигуса они так сильно разругались, что он не мог слушать уже обидные слова от той, которую боготоворил. Сам не понял, как сгрёб ее в объятия и жадно поцеловал, лишь бы Еления замолчала, лишь бы не видеть презрительной гримасы.
Она замерла, а потом... не стала вырываться, а вцепилась в него, словно утопающая, и стала отвечать. В тот раз они целовались, как сумасшедшие, до одури, до потемнения в глазах. Когда расстались, он несмело связался с ней по фоннору, и Еля ответила... смущённо и робко.
После этого завертелось — закрутилось. Так продолжалось три месяца, а потом он сделал предложение. Еления попросила время подумать. Через три дня на очередном задании, когда они бежали по крышам от погони, он мимоходом, безумно волнуясь, поинтересовался, что она надумала, а она усмехнулась, оглянулась на него, поскольку бежала впереди, сверкнула глазами и ответила: «Надумала? Ну что ж, Рон Аверин, ты отличный друг, прекрасный напарник, посмотрим, каким ты станешь мужем».
Сказала и прыгнула на соседнюю крышу. Он в ступоре остановился, пока в него не прилетел парализующий дротик. Сам не понял, где взял силы, чтобы перепрыгнуть и ещё какое-то время пробежать. А потом Еля тащила его на себе, ругалась и кляла его на чем свет стоит, но дотащила до конспиративных апартаментов в старом доме на окраине столице, куда уже вызвала магов-целителей из полиции.
Его забрали в лазарет, а она провела с ним там все три дня, пока он отходил от ядовитого парализуюшего вещества.
А потом... счастливее него никого не было во всей Ровении.
До того треклятого момента... до появления Мэрини Рингс с неожиданной дочерью.
Рон понимал, что сам виноват, но ведь он не изменял любимой девушке. Да ему никто и никогда, кроме Елении, не был нужен. А в тот период времени они не были вместе, Еля мечтала о другом, а он хотел забыться, выкинуть её из мыслей и сердца, оставить только в душе, потому что отчетливо осознавал: в неё она проникла навсегда.
Рон много путешествовал, и в каждом новом городе у него появлялась новая девушка. Раньше он никогда не смотрел в другую сторону, в мыслях всегда была одна только Еля.
Ни одна из девушек её не напоминала. Он даже особо и не старался так выбирать, наоборот, искал дорогие черты в каждом девичьем лице, но такой или просто похожей не могло быть. Еления — одна такая.
Так он и встретил Мэрини Рингс, дочь местных горожан. На каком-то празднике в таверне она танцевала и смеялась звонким колокольчиком. Все движения у неё были ладные и красивые, плавные и соблазнительные. В тот момент Рон вспомнил одну танцовщицу и то, что в танце они так и не стали единым целым. Почему-то это воспоминание отозвалось острой невыносимой болью. Возможно, потому что перед мысленным взором встала танцующая пара молодого императора Ровении и Ели, идеально подходящих друг другу?