Смертельные игры
Шрифт:
— Никаких вопросов, говнюк. Делай, что тебе говорят.
Он тяжело дышал и громко свистел носом. Даже Джои посмотрел на него.
— Здоров ты носом свистеть, — заметил я. — Это у тебя от природы или ты туда что-то засовываешь?
— Этот вонючий стручок думает, что мы здесь шутки шутим, — заявил Джои.
Парень в галстуке замахнулся трубой, но так далеко отвел руку, словно решил достать Северную Атлантику.
Я шагнул вперед и вломил ему в лоб двумя бутылками пива. Стекло разбилось, разорвало бумагу, а пиво пролилось мне на руку, забрызгало стену и тротуар.
— О-о-о, — пробормотал Галстук Ленточкой
Джои бросился вперед, дико молотя руками, нанося удары справа и слева, но, похоже, руки действовали самостоятельно, без всякого участия с его стороны. Просто детский сад какой-то!
Я сделал шаг в сторону, дважды вмазал ему в лицо, один раз врезал по шее, а затем нанес отличный удар из тхэквондо в солнечное сплетение. Он перестал размахивать руками, закашлялся и отступил назад. При этом выражение лица у него было крайне удивленное.
— Это как-то связано с Карен Ллойд? — поинтересовался я.
Джои снова закашлялся, затем что-то тяжелое ударило меня в область правого уха, и я упал. Третий тип из «тандерберда». Я замахнулся ногой и одновременно нанес удар рукой, но, похоже, промазал. Зрение мне временно отказало, так как смотреть сквозь вспышки ослепительных звезд довольно затруднительно. Джои наклонился и несколько раз пнул меня под ребра и один раз заехал по голове.
— Ты, стручок вонючий! Стручок вонючий! — повторял он.
Джои был глуп, делал все крайне медленно, но что-что, а силы ему было не занимать. Он вцепился в мои волосы, приподнял голову, потряс ее и сказал:
— Убирайся из города и держи рот на замке, иначе мы превратим тебя в долбаный кусок гамбургера. Усек? Усек, стручок вонючий?
Я попытался дотянуться до его глаз, но промахнулся. Парень в галстуке ленточкой заныл:
— Господи, мне надо в больницу!
Джои снова пнул меня ногой, затем я услышал шаги, шум работающего двигателя, который вскоре стих где-то на шоссе.
Я лежал, уткнувшись носом в асфальт, но никто ко мне так и не подошел. Было холодно. Мимо по боковой дороге проезжали машины, но ни одна не остановилась. Чуть дальше люди входили в бар и выходили из него, но здесь, на задворках, им нечего было делать. Через некоторое время я встал, убедился, что могу держаться на ногах, и отправился в свой номер.
Там я принял четыре таблетки аспирина, стянул одежду и внимательно себя осмотрел. Если тебя бьют по пояснице и ниже, ты боишься за почки, а если тебя бьют по ребрам — боишься переломов. Я сделал несколько наклонов вперед, потом назад, вправо и влево, поднял руки над головой. В местах, по которым меня били, тупо пульсировала боль, а когда я поднял руки, правая сторона спины под лопаткой заныла, но не так, как при переломе. Я отправился в туалет. Крови в моче не оказалось. Значит, почки в порядке, но нужно будет еще раз проверить. Чуть позже.
Я закрыл крышку унитаза, сел и понял, что жив. Я чувствовал, как кровь движется по венам, легкие работают, мышцы напрягаются. У меня все болело, но лучше уж так, чем оказаться в больнице, и лучше уж так, чем оказаться мертвым. Мне и раньше доводилось быть битым, и я знал, что это такое. Все могло быть и хуже.
Я принял ледяной душ, затем оделся, сходил к автомату по продаже мороженого, взял немного льда и вернулся в номер. Затем снова разделся и завернул лед в одно из белоснежных полотенец «Говарда Джонсона». Я лег на кровать, подсунув под спину подушки, а лед приложил к голове. Через час я оделся, взял куртку и отправился в бар. Было без четверти десять. Барменша ушла, и бар закрылся. Ресторан тоже. Вот такая она, жизнь в Челаме.
Я снова вернулся к себе в номер, сменил лед в полотенце и долго лежал, размышляя о Карен Шипли.
Глава 11
На следующее утро у меня довольно сильно болела спина, а место удара за ухом здорово распухло. Я принял аспирин, полежал в горячей ванне, чтобы снять напряжение с мышц спины, затем занялся йогой, начав с самых простых растяжек и закончив «коброй» и упражнениями для позвоночника. Спина сперва немного ныла, но потом я разогрелся и мне полегчало.
В двадцать минут десятого я вернулся в Челам, проехал по Мейн-стрит мимо банка на городскую площадь, повернул через один квартал на юг, снова повернул и остановился перед зданием, где когда-то был выставочный зал тракторов Джона Дира. Сейчас здание пустовало.
Угроза снега миновала, и небо было прозрачным и ясным, если не считать отдельных кучевых облаков, похожих на клочья ваты. Стало заметно теплее. Я дошел до бакалейной лавки, расположенной в квартале от заброшенного здания, остановился возле телефонной будки и посмотрел на банк. Зеленый «ЛеБарон» Карен Шипли стоял на парковке. Я мог бы войти в банк и попытаться прижать женщину к стенке, но она наверняка снова станет отрицать, что она Карен Шипли. Так же, как и свое знакомство с тремя отморозками, заявившимися в мотель. Я мог бы пригласить шерифа, но тогда за дело возьмется пресса и имя Питера Алана Нельсена обязательно всплывет наружу. Прессе это наверняка понравится, а вот Питеру Алану Нельсену навряд ли.
Кроме того, с самой Карен Шипли что-то было не так. Взять хотя бы, как она отчаянно и в то же время обреченно, глядя на фотографию Карен Шипли, то есть на свою собственную, твердила о том, что не знает этой женщины. Мне совсем не хотелось, чтобы шериф, весь город и газетчики узнали правду, прежде чем я сам во всем разберусь. Да и вообще, обратиться за помощью к шерифу — значит проявить слабость.
У меня было несколько вариантов дальнейших действий. Я мог подстеречь Карен Шипли на выходе из банка, приставить пистолет к ее голове и заставить назвать свое истинное имя. Если из этого ничего не получится, можно организовать за ней слежку. Когда-нибудь она потеряет бдительность и проколется. А еще можно просто порасспрашивать самых разных людей. Хммм. Последний вариант казался мне самым простым. В конце концов, Карен Шипли прожила здесь восемь лет. Местные жители знают ее и про нее. Если я начну задавать им вопросы, то смогу узнать, что они знают, и увидеть, что они видели. И тогда, возможно, мне удастся понять, что здесь происходит, и решить, что делать дальше.
«Элвис Коул, детектив, собирающий информацию».
В квартале от парикмахерской я обнаружил кафе «У Риттенхаузера». Я вошел и сел у стойки. Тощий повар в голубом переднике стоял возле кассы, скрестив на груди руки. Он вперился в маленький цветной телевизор, установленный на огромной банке со свининой и бобами рядом с кассой. Опра Уинфри. Что-то насчет того, что толстяки — лучшие в мире любовники. Не дожидаясь моей просьбы, повар снял с сушилки чистую кружку, налил в нее кофе и поставил передо мной.