Смертельный аромат № 5
Шрифт:
Все произошло так, как он и планировал. Беззащитная белая шея. Темный ремень. Наташа не успела даже вскрикнуть, только предсмертный хрип вырвался из ее груди…
5
Ну и денек… Тимофей Аркадьевич Ковалев сделал глоток сладкого горячего чая с мятой и вздохнул. Не для него этот калейдоскоп событий. Ноет сердце, покалывает. И вдох, и выдох приходится делать осторожно, чтобы не разбудить пока слабую боль.
Сердце начало болеть, когда он на следующее утро после того, как дал Имранову по роже, включил телевизор.
– Вчера вечером, прямо во время показа коллекции
«Меня это не касается. Я больше не веду это дело», – убеждал себя Тимофей Аркадьевич.
Но разве прикажешь мыслям, снова и снова возвращающимся к подробностям произошедшего, осадить назад? Не утерпел, позвонил Марату Кудряшову, чтобы узнать последние новости. Оперативник рассказал, что Арину Иванову отравили.
«Все, что ни делается, – все к лучшему, – решил Ковалев. – Имранов не убивал ее, это очевидно. Если горячий кавказец после того, как схлопотал по роже, достает платок и вытирает кровь, это означает только одно. Он настолько любит свою вертихвостку, что готов плюнуть на самолюбие и репутацию, лишь бы не помешать девочке. Все запуталось. Не знаю, что и подумать. Получается, нет больше подозреваемых. Бородко, конечно, сукин сын, но он прав. Мне действительно не место в прокуратуре…»
Сукин сын оказался легок на помине. Позвонил на следующий же день.
– Тимофей Аркадьевич, можете ли вы подъехать ко мне? – заискивающе спросил он. – Я хочу с вами обсудить подробности вашего возвращения в прокуратуру.
– Возвращения не будет. И обсуждать нам больше с вами нечего.
– Подождите, не вешайте трубку! Вы вернетесь к расследованию убийств моделей…
В кабинете шефа Тимофею Аркадьевичу показалось, что он сошел с ума. Напротив Игоря Петровича сидел… кто бы вы думали? Вагит Имранов собственной персоной! Причем без конвоя, без наручников!
– Я не убивал Арину, – сказал бандит и неожиданно часто-часто заморгал глазами. – Не понимаю, как все это могло случиться. Такая красавица. Кому она дорогу перешла… Да, молодая. Глупая. Говорила мне: «Хочу, чтобы той не стало, той». Я обещал. Но не убивал! Почти не убивал! Не мог. К смерти первой девчонки вообще отношения не имею. Только надумал послать пацанов, чтобы ее попугали. А Арина вдруг заявляет: спасибо, дорогой. Мертвая, оказывается. Не знаю, кто, почему… И вторую не убивал, клянусь. У меня родственник во Франции. Связался с ним, фотографию переслал, адрес гостиницы, агентства. И попросил, чтобы он приехал в Париж, ударил ее несильно. И только Света – моя вина. Но не хотел. Не хотел, чтобы все так вышло. Сказал пацанам четко – сделайте бомбу слабую. Чтобы девушку только поцарапало. Наверное, заряд Терек не рассчитал. А Ахмет устанавливал бомбу специально на заднее сиденье. Только бы не убить. Как так вышло, что она прямо на нее упала…
Выглядел Вагит Имранов неважно, но сочувствия к нему у Ковалева не возникло совершенно. В конце концов, смерть Никодимовой на его совести, и за это надо отвечать. А еще и трупы в ходе перестрелки на улицы Забелина!
Бородко сделал глоток из чашки, подозрительно пахнущей коньяком, и сказал:
– Тимофей Аркадьевич, я предлагаю вам вернуться. Вы опытный следователь, профессионал. Вы в курсе всех подробностей, и я не сомневаюсь – вам по плечу завершить расследование. Но у меня будет маленькая просьба… Вы же понимаете, смерть Светланы Никодимовой – это просто стечение
– Просто? Стечение обстоятельств? Вы это матери погибшей девочки объясните. Мне – не надо. Мне вы ничего не докажете.
Тимофей Аркадьевич встал и вышел из кабинета. Вслед неслось:
– Подожди, дорогой, заплачу, все, что хочешь, сделаю.
«Тамбовский волк тебе „дорогой“», – подумал Ковалев и раздраженно хлопнул дверью приемной.
Вообще-то он не планировал забирать свои вещи из кабинета. Вещей тех – кот наплакал. Чашка, фотографии жены и дочерей, Уголовный кодекс с комментариями. Но раз уже все равно здесь…
Только он вошел в кабинет, зазвонил телефон.
– Тимофей Аркадьевич! Как хорошо, что я вас застал. Следователь Седов беспокоит. Что ж вы сотовый телефон отключили!
– Он служебный. Я его сдал. А в чем дело?
Володя обрадованно продолжил:
– Наверное, уже ни в чем. Вы же вернулись на работу, как я понял?
– Нет. С чего ты взял? Вещи зашел кое-какие забрать.
– Тимофей Аркадьевич…
Чем больше Ковалев слушал Седова, тем яснее понимал, отчего вдруг все так забегали. Бородко, Имранов. Он первый в штаны наложил, что вся эта история выплывет наружу. Сам-то, скорее всего, с бандитом не якшается. Иначе ордер бы на задержание Ахмета Заирова не подписывал. Наоборот, притормозил бы. Сверху на него надавили, и от этого Игорю Петровичу теперь еще страшнее. И сам утонет, и вышестоящее начальство утопит, а такое не прощается. Что касается Имранова… Он тоже не хочет статьи. И, может, осталось в нем что-то человеческое. Руки чешутся отомстить за смерть девочки, а кому шею свернуть, не знает. Ну Анжелика Ивановна, ну ведьма. Точно все рассчитала. Кроме одного.
– Володя, я не могу. Не могу отпускать преступника, понимаешь?
– Да. Но Вронская тогда вот эту статью, которую я вам прочитал, напечатает в газете.
– Блефует.
– К сожалению, нет. Поверьте, она это сделает.
– Ее уберут.
– Естественно.
– Блин, да чего она добивается? Что она о себе возомнила, соплячка?
Седов устало ответил:
– Лика просто хочет, чтобы хотя бы один из убийц оказался за решеткой. Я знаю ее сто лет. Она будет умирать от страха и все равно тиснет в «Ведомостях» свою статейку. Упертая козлица!
Боль в сердце усилилась. От стыда. Какая-то девчонка идет к своей цели, рискует, пользуется любыми средствами, но идет.
«А я думаю только о себе, – понял Тимофей Аркадьевич, потирая грудь. – Меня выгнали, и я не могу простить обиду. Имранов – это лишь предлог. Убиты четверо девчонок. И к ним запросто может присоединиться эта отвязанная журналистка. Нет. Я был не прав. Не прав. А Имранов… Жизнь-то не заканчивается. Сегодня победил он. Но завтра все изменится. И вот тогда я ему все припомню».
– Володя, ты меня убедил, – сказал Тимофей Аркадьевич.
Быстро попрощавшись с Седовым, он отправился к шефу. Надо поставить его в известность о принятом решении. А заодно и потребовать, чтобы Сечин прямо сейчас вернул ему материалы дела. Забирали их как? Быстро, безо всякой писанины. Поэтому пусть теперь точно так же и вернут.
Вернули… Вот, лежат на столе тяжелые папки. Ноет сердце.
Тимофей Аркадьевич отставил пустую чашку и раскрыл последний том уголовного дела. Сердце – он это уже понял – не отпустит. И выпитый сладкий чай, и пара таблеток валидола не помогли. Придется мириться с тупой болью.