Смертельный дубль
Шрифт:
— Спасибо.
Фокс вышел. Миранда посмотрела на Гранта и сказала:
— Если Фокс когда-нибудь женится, мне заранее жаль его жену. Ему достаточно будет лишь взглянуть ей в глаза, чтобы узнать до последнего цента, сколько она сэкономила на ведении домашнего хозяйства. Вы ведь с ним старые друзья?
Грант кивнул.
— Да, если использовать слово «друг» в качестве эвфемизма. Я жил несколько месяцев в его доме примерно три года тому назад. Приютил он меня по доброте душевной. Я собирался тогда писать книгу.
— О, вы писатель?
— В глубине души.
— Что это значит?
— Это
— Я стараюсь хотя бы пять минут поговорить о чем-нибудь другом. Вы, по крайней мере, не бродите по собственному дому, натыкаясь то и дело на окружных прокуроров, полицейских и следователей. Я не могу представить, что такое потерять работу, просто не знаю, какие чувства испытывают при этом люди, потому что сама никогда не работала. Что вы собираетесь делать, когда все это кончится?
Грант пожал плечами.
— Буду искать другую работу. На этот раз, если получится, в издательстве. Я хочу быть издателем.
Она с недоумением посмотрела на него.
— Зачем? Тоже хотите сделать из себя «настоящего мужчину»?
— Господи, нет, конечно. Откуда у вас такая мысль?
— От брата. Ради чего вы хотите быть издателем?
— Чтобы зарабатывать деньги. Забраться на вершину успеха. Лучшие и самые удачливые издатели получаются из писателей, которые слишком ленивы, чтобы писать собственные книги. А это как раз для меня.
— И вы будете хорошим издателем?
— Замечательным. Если я когда-нибудь займусь этим делом… и если я выберусь из этой мерзкой истории… прошу прошения…
— За что? Я бы назвала это еще и похуже. Я сама сделала мерзость. Сейчас, когда я сюда вошла, ваш друг Фокс рассказывал вам о перчатках?
— О перчатках? Нет. — Грант сердито посмотрел на нее. — О каких перчатках?
— Я думала, он расскажет, — нахмурилась Миранда в ответ. — Я хотела бы кое в чем покаяться перед вами и вашей племянницей, но не теперь. Я подложила ей свинью, хотя в то время и не знала, что это Нэнси. Надеюсь, вы меня простите, вот почему я стараюсь произвести на вас приятное впечатление, что при данных обстоятельствах весьма непросто. Хоть я и не волшебница, но яичницу сварганить сумею, а как-то раз, когда я появилась в купальнике на Палм-Бич, один мужчина посмотрел на меня целых два раза.
— Не очень-то я люблю яичницу.
— Ну, значит, я сумею поджарить картошку. Если вам нужна комната, чтобы отдохнуть и принять душ, пойдемте, я провожу вас наверх.
Только они скрылись за дверью, как с другой стороны, с передней террасы, в комнату вошла Нэнси Грант. Судя по виду, она не слишком страдала от жары, но выглядела несколько помятой, поскольку все еще была в той блузке и юбке, в которых сбежала из полиции через открытое окно в понедельник утром. Она окинула комнату взглядом и, никого не обнаружив, постояла в нерешительности. В конце концов подошла к обитому бархатом дивану перед открытым окном и легла на него, вытянувшись и закрыв глаза. Через несколько минут, услышав шаги, она открыла глаза и увидела приближающегося Джеффри Торпа.
— Я вас искал, — сказал он.
Нэнси не ответила.
— Сестра просила вас разыскать. Через четверть часа в столовой подадут ужин. Ваш дядя поднялся наверх принять душ. Если хотите, я мог бы проводить вас в одну из комнат.
Нэнси покачала головой.
— Нет, спасибо. Я только что приняла душ.
— Могу я узнать где?
— В раздевалке у плавательного бассейна.
— Зачем вы туда ходили?
— Чтобы принять душ.
— А потом прошли долгий путь обратно?
— Другого способа добраться сюда я не знаю. Я шла, останавливаясь время от времени, чтобы передохнуть.
— Вы должны были… — Джеффри замолчал.
— Нет. Не может быть никакого «должны». Вы здесь находитесь только потому, что не можете уйти. — Он нахмурился. — Черт побери, да ведь вы со мной разговариваете!
— Без особого удовольствия. — Нэнси села, спустив ноги на пол и поправив юбку. — Раз уж я говорю с вами, то могла бы сказать и еще кое-что. Я слышала, как вы дважды утверждали, будто я вас ненавижу. Это неправда. Тогда, в опере, вы были не только заносчивы и агрессивны, вы вели себя как безмозглый дурак и помогли поставить меня в унизительное и неловкое положение.
Я вовсе не испытываю к вам ненависти. Я просто не хочу иметь с вами дела.
— Я не верю этому.
Она с негодованием посмотрела на него.
— Позвольте узнать, почему это вы не верите?
— Потому что не хочу верить и потому что я уже думал об этом. — Он нахмурился еще сильнее. — Те стычки между нами, которые здесь происходили, носят совсем другой характер. Они высекают искры. Я никогда не видел столько искр за такой короткий промежуток времени, сколько высекли вы в тот вечер зимой.
Джеффри уселся на диван напротив девушки.
— Вы, наверное, считаете, что приличнее было бы мне помолчать, ведь всего шесть часов назад убили моего отца и кое-кто подозревает, что это сделал я. Но откуда мне знать, как дальше повернутся события? Откуда мне знать, не обвинят ли меня в убийстве и не бросят ли в тюрьму уже сегодня ночью? Поэтому мне хотелось бы рассказать вам, что творилось в моей голове сегодня днем. Я вспоминал то время, когда здесь еще была моя мать, вспоминал, как обращался с ней отец, и во мне росла такая ненависть к нему, которой я никогда не испытывал, пока он был жив.
Потом до моего сознания дошло, что его уже нет в живых, и я стал вспоминать, что он сделал для меня. А он сделал, несомненно, и я старался вспомнить все и определить, найду ли я такие же оправдания для сына, какие он находил для себя как для отца. Пусть самые бледные. Я решил, что найду. Но среди всех этих мыслей мне все время приходили мысли о вас.
Он протянул руку, но Нэнси отпрянула, и рука его опустилась на диван.
— Есть еще одна причина, почему я не верю, что вы не хотите иметь со мной ничего общего. Если бы вы действительно испытывали такие чувства, вы бы рассказали этому… как его… о том, что видели сегодня утром револьвер у меня в кармане. А я знаю, что вы не рассказали. Ведь если бы вы это сделали…