Смертельный эксперимент
Шрифт:
Глядя на эту картину, он смог увидеть тот инсульт, который поставил точку в жизни Пегги Феннелл. Схема цветового кодирования обновлялась каждую десятую секунды, но вскоре темное пятно начало разрастаться в ее левой височной области, чуть пониже теллурической борозды. За этим последовало возрастание активности, и весь мозг становился все ярче и ярче, так как нарушение торможения заставляло нейроны увеличивать скорость испускания сигналов. Через несколько секунд сложная структура пурпурных огоньков была видна по всему мозгу, целые наборы нейронных сетей возбуждались и испускали одни и те же последовательности импульсов раз за разом по мере того, как мозг охватывала спазматическая активность. Затем эти сети начали бледнеть, а новые сети их не заменяли. После девяноста лет работы мозг Пегги Феннелл умирал.
Питер надеялся, что сможет оставаться бесстрастным наблюдателем. В конце-то концов, это были всего лишь результаты исследований. Но это также была Пегги — храбрая и веселая женщина, которая однажды уже смотрела в лицо смерти и победила ее, та женщина, которая держала его за руку, покидая эту жизнь.
Данные продолжали воспроизводиться на экране, и вскоре там осталось лишь несколько мерцающих огоньков, напоминающих созвездия в туманную ночь. Полное прекращение активности мозга произошло без какого-либо явного характерного всплеска. Ни грома. Ни шепота. Просто ничего.
Кроме…
Что это там такое?
Крохотное пятнышко на экране.
Питер прокрутил запись немного назад, а затем снова пустил ее на значительно меньшей скорости.
Это была небольшая конфигурация пурпурных огоньков — устойчивая конфигурация, конфигурация, которая повторялась снова и снова.
К тому же она перемещалась.
Нейроны, разумеется, двигаться не могут. Они являются физическими телами. Но прибор вновь и вновь регистрировал одну и ту же конфигурацию — она каждый раз лишь немного смещалась вправо. Прибор допускал такие перемещения: нейроны не всегда испускают одинаковые импульсы, а мозг достаточно упруг, чтобы движения головы и пульсация крови могли слегка изменить физические координаты нейрона. Эта конфигурация, перемещающаяся по экрану, должно быть, очень медленно распространялась от одного нейрона к другому, поэтому прибор ошибочно принял индивидуальные смещения за активность внутри тех же нейронов. Питер посмотрел на масштабную линейку внизу экрана. Эта фиолетовая конфигурация, сложное переплетение, похожее на кишки, сделанные из неоновых трубок, сдвинулась уже на пять миллиметров, намного дальше, чем это было возможно для отдельного нейрона внутри мозга, разве что в случае сильного удара по голове — чего Пегги Феннелл уж точно не получала. Питер изменил настройку. Скорость прокрутки возросла. Никаких сомнений не осталось: сплетение фиолетовых булавок смещалось вправо почти прямолинейно. Оно немного поворачивалось по мере движения, как уносимое ветром по пустыне перекати-поле. Питер смотрел на это разинув рот. Оно продолжало двигаться в другое полушарие, пересекая мозолистое тело, мимо гипоталамуса, а затем направилось в правую височную долю.
Все части мозга в нормальном состоянии изолированы друг от друга, и те виды электрических волн, которые характерны, скажем, для коры головного мозга, совершенно несвойственны мозжечку, и наоборот. Но этот плотный сгусток пурпурного света перемещался раз за разом, не меняя своей формы, из одной структуры в другую.
Неисправность аппаратуры, подумал Питер. Ну разумеется. Ничто никогда не работает с первого раза так, как надо.
Вот только…
Вот только Питер не мог представить себе никакой неисправности, которая могла бы вызвать подобного рода нарушение нормальной работы.
А эта конфигурация все продолжала ползти по экрану.
Питер попытался придумать иное объяснение Мог ли электростатический разряд, скажем, вызванный трением волос Пегги о подушку, создать такой эффект? Разумеется, больничные подушки делают антистатическими, именно для того, чтобы не создавать помех высокочувствительной регистрирующей аппаратуре, а у Пегги волосы были очень жиденькие. Кроме того, у нее на голове была надета его сканирующая шапочка.
Нет, тут должно быть что-то другое.
Конфигурация приблизилась к внешней границе мозга. Питер гадал, рассеется ли она на покрытой бороздами поверхности коры или отскочит обратно, вращаясь внутри головы в противоположном направлении, как пинг-понговый мячик в видеоигре.
Но не произошло ни того, ни другого.
Она достигла границы мозга… и двинулась дальше, прямо через оболочки, окружающие мозг.
Поразительно.
Питер нажал несколько клавиш, наложив экстраполированные очертания головы миссис Феннелл на очертания ее мозга. Он мысленно обругал себя за то, что не сделал этого раньше. Теперь стало совершенно ясно, куда направлялся световой сгусток.
Прямо к виску.
Прямо к самому тонкому участку ее черепа.
Сгусток света двигался сквозь кость, сквозь тонкий слой мышц, покрывавший череп.
«Наверняка он сейчас рассыплется, — подумал Питер. — Да, конечно, в височной кости есть нервы — вот почему удары в висок так болезненны. Да, в мышечной ткани они тоже есть, в том числе в жевательных мускулах, покрывающих висок. И конечно, нервные окончания имеются в нижних слоях кожи». Даже если эта конфигурация обладает определенной связностью, Питер ожидал увидеть здесь некоторые изменения. Нервы вне самого мозга расположены гораздо менее плотно. Сгусток должен раздуться в размерах, распределившись по точкам более диффузной нервной ткани.
Но этого не случилось. Он продолжал медленно перемещаться, в точности сохраняя свои размеры и поворачиваясь, через мышцы, через кожу и…
Наружу. За пределы сенсорного поля.
Он не рассыпался. Он просто ушел. И он по-прежнему сохранял свою целостность. Эта конфигурация осталась неизменной вплоть до того момента, пока сеть датчиков не потеряла его.
Невероятно, подумал Питер. Просто невероятно.
Он обшарил глазами стену, ища следы других активных нейронных сетей.
Но их не было.
Мозг Пегги Феннелл вырисовывался на экране безупречным силуэтом, лишенным какой-либо электрической активности.
Она была мертва.
Мертва.
И что-то покинуло ее тело.
Что-то покинуло ее мозг.
Питер почувствовал, что голова у него идет кругом.
Этого не могло быть.
Этого не могло быть никогда.
Он прокрутил запись назад и запустил ее снова в другой проекции.
Почему сгусток света перемещался из левого полушария в правое? Противоположный висок ведь был ближе.
Ах да, Пегги ведь лежала в кровати на боку. Ее левый висок был прижат к подушке; а правый оставался свободен. Хотя он был и дальше, он оказался более легким путем для выхода.
Питер проигрывал запись снова и снова. В других проекциях. При других способах графического отображения. С другими цветовыми кодировками. Все это не имело никакого значения; результат оставался неизменным. Он сопоставил полученные данные с другими важнейшими показателями состояния Пегги — пульсом, дыханием, кровяным давлением. Сгусток света ушел из тела сразу после того, как остановилось сердце, сразу после того, как она испустила последний вздох.