Смертельный эликсир
Шрифт:
Франсуа шел в город по дороге, которая вилась между высоких деревьев. Под ногами вздымалась пыль, поэтому его новые коричневые ботинки быстро потеряли первоначальный цвет.
«Кстати, – вдруг подумал Франсуа, глядя на недавно купленные ботинки. – А что это была за дикая фраза насчет того, что я трачу деньги без разбору уже третью неделю? Это я-то трачу? Да я сижу, как хорек в норе, перебиваюсь домашними дешевыми обедами и покупаю костюмы с чужого плеча! Ни разу даже в местный трактир не зашел, чтобы выпить вина. Я уж не говорю про пирушки для старых друзей, которых встречаю на каждом шагу!»
Так думал Франсуа, зло поддав ботинком попавшуюся на пути пустую раковину. О девицах легкого поведения, к которым он так привык в Париже, можно было только мечтать.
К дому крестной он подошел, уже порядочно себя накрутив.
Крестная жила в небольшом домике в типично нормандском стиле с фахверковыми черными балками, пересекавшими старый белый фасад. Франсуа знал, что все постройки такого типа имеют свои особенности: стены выстроены под наклоном со сцепкой из балок, поддерживающих все строение. Но каждый раз, видя такую архитектуру норманнов, он удивлялся их практичности. Строили на века.
Весь двор был засажен пахучей жимолостью. Рядом с домом росло большое дерево, названия которого Франсуа не знал. Он только помнил, что в развилке двух ветвей был закреплен большой скворечник, который они с сыном крестной делали еще детьми. Сохранилось ли это сооружение? И где этот задорный мальчишка Пьер, сын мадам? Столько лет прошло!..
Франсуа стало грустно.
В доме, видимо, кто-то был, поскольку окна на первом этаже были распахнуты и кисейные шторы колыхались на ветру, открывая на мгновенье простое убранство комнаты и цветок в грубом горшке на подоконнике.
Франсуа не без трепета нажал на кнопку знакомого железного звонка на двери, и тот пропел привычную для его уха народную мелодию. Время как будто бы застыло.
Дверь открыла старая служанка, которая сразу же узнала его.
– Мсье Тарпи! Здравствуйте! Как давно вы у нас не были! – воскликнула она, пропуская Франсуа в тесную прихожую, заставленную до потолка старой мебелью.
Франсуа огляделся. Ничего не изменилось за те годы, что он отсутствовал. Все та же мебель, все те же картины и ветхие пледы на продавленных креслах и диване. Уютно. Но запах старости витает так же явно, как и в комнате его тетушки.
– А где мадам Соваж?
– Ее нет, ушла с кухаркой за покупками, – ответила служанка.
– В середине дня? – улыбнулся Франсуа.
– Ну да, она считает, что это подходящее время, ведь сейчас рыбу на пристани продают почти даром, лишь бы отдать.
Франсуа вздохнул. Надежды, что здесь его поймут, таяли, как туман солнечным утром.
– А где ваш молодой хозяин, мсье Пьер? – задал еще один вопрос Франсуа.
– На работе, ведь он служит в мэрии, скоро должен прийти на обед, – ответила служанка и взглянула на часы. – Располагайтесь, мсье, а мне нужно успеть накрыть на стол к его приходу.
И она спешным шагом удалилась в соседнюю комнату, где начала звенеть тарелками, приборами и стаканами. В это самое время дверь отворилась и на пороге показался мужчина. Несмотря на солнечный летний день, одет он был в суконную пару незамысловатого мышиного цвета, белую рубашку с высоким воротником и старомодный галстук. Франсуа подумал, что в жизни не видел такого противного галстука. И по цвету, и по форме он напомнил ему селедку. Когда мужчина снял картуз с высокой тульей, Франсуа увидел у него надо лбом приличную плешь.
– Добрый день, Франсуа, – мужчина натянуто улыбнулся и, пригладив остатки волос, пошел навстречу и протянул руку, которая была слабой и потной. Вблизи Франсуа рассмотрел его нос с расширенными порами и лопнувшими кровеносными сосудами.
– Добрый день, Пьер, – улыбнулся Франсуа, который сразу понял, что перед ним друг его детства, сын мадам Соваж, мсье Пьер Соваж, чиновник мэрии. – Ты узнал меня?
– Немудрено, – Пьер выдавил из себя улыбку. – Ведь ты совсем не изменился. В отличие от меня.
И он с надеждой посмотрел на Франсуа, рассчитывая на то, что старинный приятель не скажет правду о его внешности или хотя бы трансформирует ее до полуправды.
Но Франсуа безжалостно изрек:
– Ты изменился, приятель. Много работы?
Пьер ничего не ответил, прошел в столовую, где служанка уже закончила накрывать на стол. Он передвинул несколько приборов, которые, по его мнению, лежали чуть криво, и раздраженно сказал:
– Зато ты у нас огурец-молодец. Жизнь бьет ключом? Парижские огни манят и разжигают жар в сердце? Что же ты забыл у нас, в жалкой провинции?
Затем он сел за стол, взял из специальной корзинки пучок эстрагона и начал методично жевать его, как кролик, уставившись в одну точку. Франсуа это напомнило невротическую пациентку, которая на приеме у врача рассказывает о женских болезнях и не переставая вертит на шее нитку жемчуга. И еще. В злых словах Пьера он почувствовал тот зашкаливающий по своей лживости уровень слухов и домыслов, которые передавались по городу в связи с его приездом. Стоит подумать над тем, доверять ли этой облезлой крысе свои планы. Только из зависти все дело завалит. Франсуа вздохнул и уже миролюбиво спросил:
– А мадам Соваж вернется к обеду?
– Куда она денется! – вздохнул в свою очередь Пьер. – Нужно же проконтролировать, не выпью ли я лишнюю рюмку кальвадоса. У нас все учтено, даже кальвадос.
И он многозначительно взглянул на Франсуа. Тот сразу все понял. Денег ему здесь не дадут. Наверное, еще и тетушке нажалуются. Если собственный сын ходит в обносках покойного отца и провиант закупается по бросовым ценам в конце базарного дня, о чем можно говорить!
Когда мадам Соваж вернулась, сняла свою старую мантилью, черные митенки и шляпку, ее взору предстала странная картина. Два взрослых мужчины сидели в столовой и молчали. Дорогого гостя даже не пригласили за стол, не поставили для него прибор и не налили ему выпить. Мадам Соваж запричитала, узнав Франсуа, поплакала у него на груди, вытирая слезы кружевным платочком.