Смертельный мир
Шрифт:
Мужик тоже поймал щуку и показал приблизившемуся парню, какую приманку насаживает на крючок, то есть, использует в качестве живца. Это была не маленькая рыбка и не лягушонок, это был уменьшенный человек, один из его пропавших друзей. А потом с помощью какого-то приборчика мужик превратил в лилипута и самого Максима. Но не только уменьшил, а привязал к рыболовному крючку и стал ловить на живца-человека рыбу.
Максим выжил случайно. В подводном мире, куда периодически опускал его безжалостный рыболов, на аппетитную приманку в очередной раз позарилась не щука, а менее зубастый хищник – окунь. Мужик вытащил рыбу, а Максим
Месть свершилась быстро, а у Максим Акиньшин стал владельцем выборочного преобразователя – прибора, созданного неизвестно кем и неизвестно где, но, по здравому размышлению, только не на Земле. Исправно работавший все последующие годы прибор превратил обычного парня в Творца, который в дальнейшем создал мир за стеной. Который, ничуть не усомнившись, преобразовывал, а, по сути, вырвал из нормальной жизни, зачастую обрекая на скорую гибель, очень-очень много людей. Который только что сам был уменьшен до размера в одну треть спички…
…Болело все тело, особенно суставы. Было холодно, или создавалось впечатление холода из-за того, что не очень-то комфортно оказаться полностью обнаженным на металлической плите. Максим Николаевич хорошо знал, что представляет собой эта плита, и знал, почему это место называется «Пятак». Это действительно был пятак, то есть, пятикопеечная монета с гербом и надписью «С С С Р». При создании мира за стеной Максим Николаевич укрепил монету на Нейтральном острове, чтобы затем опускать туда людей переносящим лучом. И вот теперь сам очутился на Пятаке.
Мучила жажда. Те дни, пока Максим Николаевич оставался пленником Василия Фролова, тот не особо баловал его водой и едой, из-за чего он заметно осунулся. Но даже все это, вместе взятое, было пустяком. Вокруг него стояли пятеро. Две минуты назад с той стороны стены он видел их, совсем крошечных, сначала идущих по магнитным мостам, потом, поднимающихся на вершину острова…
– Ну, с пришествием, – прошептал Манай вмиг пересохшими губами. – Все, о чем собирался говорить кардинал на большой сходке, в одно мгновение оказалось никому не нужным. Все планы и надежды утратили значимость.
– Ты?! – закричала Гуща. – Макс! Скотина!!!
– Кто? Кто это? – тоже закричал Низлый, схватив царицу за локоть. Гурлий, тяжело опиравшийся на палочку-трость, и Халимон непонимающе переводили взгляды с Маная и Гущи на пришлого. Не дождавшись ответа, Низлый отпустил Гущу и подскочил к старику.
– Князь! – окликнул его Манай. – Я не зря пригласил вас сюда. Перед нами, сам Максим Николаевич. Творец!
– ТВОРЕЦ?! – одновременно выкрикнули пораженный князь и два короля, вмиг очутившиеся рядом со стариком, который невольно поднял руки, защищая лицо.
– Творец, – подтвердил кардинал и тоже подошел к старику. – Почему ты здесь, Максим? Где выборочный
Максим Николаевич медленно опустил руки. Губы дрожали, по впалым щекам катились слезы.
– Отобрали, – еле-еле выдавил он из себя. – Василий отобрал – брат Сергея Фролова. Это Василий меня преобразовал.
– Брат Фролма? – удивлению короля Гурлия не было предела.
– Но как ты смог это допустить?! – закричал Манай. – Что теперь будет со всеми нами, с миром за стеной?!
– Я не знаю, не знаю…
– Но наши законы! Василий знает про существующие здесь законы?
– Ему наплевать на ваши законы…
– Нет, Максим, теперь уже это НАШИ законы, – поправил Манай теперь уже бывшего Творца.
– Это про какие такие законы идет речь? – усмехнулся князь Низлый. – Нет всевидящего ока Творца, нет его опускающей длани, значит, нет и законов. Значит, можно делать, что захочешь и когда захочешь. Я правильно понимаю, Ваше преосвященство?
– Так посчитают простые бойцы, тем более – недавние пришлые, – сказал кардинал, в последнее время постоянно размышлявший об этой проблеме. – Но в наших с вами интересах, чтобы о случившемся с Творцом никто ничего не узнал. Чтобы жизнь в нашем мире продолжалось, как прежде!
Над Пятаком повисла тишина. Нарушаемая лишь всплесками рыб, доносящимися с озера, омывавшего остров.
– Давным-давно, – заговорила первой царица Гуща, – учась в школе, я полюбила парня из параллельного класса. Очень симпатичного Максима Акиньшина, который, как я ни старалась, не обращал на меня никакого внимания. Даже когда я передала ему письмо, в котором признавалась в любви, он никак на это не отреагировал, словно никакого письма не было. Ему, видите ли, больше нравились не брюнетки, а блондинки! После окончания десятого класса Максим переехал на другой конец Москвы, потом ушел служить в армию; я с родителями тоже переехала, вышла замуж, родила ребенка. Мы не виделись с Максимом до тех пор, пока не повстречались на вечере выпускников. Помнишь, Артур, ты тоже был на том вечере?
Кардинал Манай согласно кивнул, и Гуща продолжила:
– Там Максим Акиньшин вдруг пригласил меня на танец. Мы обменялись телефонами, через неделю, когда муж уехал в командировку, я позвонила Максиму и приехала к нему домой. Все было хорошо – цветы, романтический ужин при свечах, бурная ночь в шикарной постели… Тогда в моей жизни вообще все было хорошо: богатые родители с нужными связями, муж – дипломат, росла прелестная дочь… Как я надеялась, появился замечательный любовник… Который в ту ночь лишил меня всего! Потому что проснулась я на этом самом Пятаке…
Царица сжала маленькие кулачки и, глядя на скукожившегося Акиньшина, закричала:
– Максим! Ты лишил меня нормальной жизни в нормальном мире! И забыл обо мне в мире за стеной! Но при этом ты еще и оттрахал мою дочь! А ты знаешь, что она родила от тебя ребенка? Твою дочь и мою внучку. Внучку, которая скоро сдохнет здесь вместе со всеми нами!!! Сдохнет из-за тебя, скотина!
С этими словами старая царица бросилась на бывшего Творца. Однако князь Низлый перехватил ее за пояс, легко поднял и отшвырнул себе за спину. Гуща отлетела к самому краю Пятака, за которым был почти отвесный склон в озеро, и чудом не свалилась вниз. Не оглянувшись на царицу, князь с размаху ударил Акиньшина мыском сапога в лицо, и того отбросило навзничь.