Смертельный яд (Сильный яд)
Шрифт:
— Прекрасно, — благожелательно ответил Уимзи, — тогда я побуду пассивным украшением помещения. Мисс Марриот, у вас нет никаких предположений, зачем бы этому скользкому адвокату избавляться от своего кузена?
— Понятия не имею. Я всего лишь полагаюсь на старое правило Шерлока Холмса: когда вы исключаете невозможное, оставшееся — каким бы невероятным оно ни казалось — и есть истина.
— Еще до Шерлока об этом говорил Дюпен. [52] Я принимаю вывод, но не согласен с посылками. Спасибо, мне без сахара.
52
Гениальный
— Мне казалось, все мужчины любят превращать кофе в сироп.
— Верно, просто я очень необычный. Вы еще не заметили?
— У меня не было времени как следует за вами понаблюдать, но, так и быть, кофе — очко в вашу пользу.
— Огромное спасибо. Так вот, вы можете мне рассказать, как Гарриет Вэйн приняла новость о смерти Бойза?
— Как сказать… — Сильвия ненадолго задумалась. — Когда он умер, она, конечно, расстроилась…
— Это ее поразило, — сказала мисс Прайс, — но вообще-то она была рада, что теперь он точно оставит ее в покое. А что тут удивляться! Бойз, эта самовлюбленная скотина, сначала использовал ее, потом целый год донимал, а под конец еще и оскорбил. Он был из тех собственников, что сами никогда не отцепятся. Когда он умер, она была рада — и зачем это отрицать, Сильвия?
— Возможно, для нее было облегчением наконец от него избавиться. Но ведь тогда она еще не знала, что его убили.
— Не знала. И эта новость, конечно, немного все испортила, — если это вообще было убийство, в чем я сильно сомневаюсь. Филипп Бойз вечно строил из себя жертву, и то, что в конце концов он своего добился, не может не раздражать. По-моему, он для того и покончил с собой.
— Иногда люди действительно так поступают, — задумчиво проговорил Уимзи. — Но это очень сложно доказать. Присяжные скорее поверят в какие-то материальные причины, в деньги, например. Но как раз денег я в этом деле не нахожу.
Эйлунд рассмеялась.
— Да уж, денег у него всегда было немного — если не считать того, что зарабатывала Гарриет. Безмозглая публика не ценила Фила Бойза по достоинству. Он, кстати, никогда не мог Гарриет этого простить.
— Но ведь ее деньги ему очень помогали, разве нет?
— Да, но он все равно страшно злился. Она ведь должна была только прислуживать ему, творцу, а не зарабатывать на жизнь им обоим собственным литературным вздором. Но таковы все мужчины.
— Вы о нас не очень-то высокого мнения, да?
— Мне попадалось слишком много любителей брать в долг, — ответила мисс Прайс, — и любителей опереться на надежное женское плечо. Хотя женщины, конечно, ничем не лучше, иначе не мирились бы со всем этим безобразием. Слава богу, я никогда ни у кого не занимала и никому не одалживала — только женщинам, но они всегда возвращают долги.
— Полагаю, все, кто много трудится, возвращают долги, — заметил Уимзи, — кроме гениев.
— А вот гениальных женщин судьба обычно не балует, — сказала Эйлунд, — поэтому они этого и не ждут.
— Вам не кажется, что мы несколько отклонились от темы? — вставила Марджори.
— Вовсе нет, — ответил Уимзи. — Все это помогает пролить свет на центральных действующих лиц истории — журналисты в таком случае прибегают к слову «герои». — Он криво усмехнулся. — В резком свете, заливающем эшафот, вещи становятся видны очень отчетливо.
— Не говорите так, — попросила Сильвия.
Где-то за дверью зазвонил телефон, и Эйлунд вышла, чтобы ответить.
— Эйлунд против мужчин, — сказала Сильвия, — но она очень надежный друг.
Уимзи кивнул.
— Но насчет Фила она ошибается. Эйлунд конечно же терпеть его не могла и поэтому думает…
— Спрашивают вас, лорд Питер, — сказала Эйлунд, вернувшись. — Бегите скорее, все раскрыто. Вас разыскивает Скотленд-Ярд.
Уимзи поспешил к телефону.
— Это вы, Питер? Я ради вас прочесал весь Лондон. Мы нашли паб.
— Не может быть!
— Говорю вам. И мы напали на след бумажного свертка с белым порошком.
— Боже мой!
— Заходите завтра прямо с утра. Может, у нас уже что-то для вас будет.
— Прискачу, как баран, выше самых крутых холмов. Старший инспектор Паркер, я вас еще одолею, чтоб вам пусто было!
— Очень на это надеюсь, — дружелюбно сказал Паркер и повесил трубку.
Уимзи влетел в комнату, чуть ли не пританцовывая.
— Мисс Прайс, ваши шансы на главный приз резко подскочили, — объявил он. — Пятьдесят к одному, что это самоубийство, а на него никто не поставил. Теперь я буду носиться по городу и скалиться во всю пасть.
— Жаль, что не смогу к вам присоединиться, — сказала Сильвия Марриот, — но я буду рада, если окажусь неправа.
— А я рада, что я права, — упрямо произнесла Эйлунд.
— И я был прав, и ты был прав, и все отлично, я же прав? [53] — продекламировал Уимзи.
Марджори Фелпс посмотрела на него и ничего не сказала. Неожиданно она почувствовала, как внутри что-то больно сжалось.
Глава IX
Одному мистеру Бантеру известно, какие чары пришлось пустить в ход, чтобы простую доставку записки обратить в благосклонно принятое приглашение на чай. В день, который так радостно завершился для лорда Питера, Бантер в половине пятого сидел на кухне в доме мистера Эркарта и поджаривал оладьи. В приготовлении оладий он достиг высокого мастерства, а в некотором злоупотреблении маслом беды не было ни для кого — разве что для кармана мистера Эркарта. Разговор, естественно, зашел об убийстве. Для жаркого очага и оладий с маслом нет лучшего дополнения, чем дождь за окном снаружи и хорошая порция уютных ужасов внутри. Чем сильнее хлещет дождь и чем отвратительнее подробности, тем вкуснее кажется угощение. В данном случае все необходимое для приятного времяпрепровождения наличествовало в лучшем виде. — Уж какой он был бледный, когда пришел, — рассказывала кухарка, миссис Петтикан. — Я его видела — меня послали наверх принести грелки. Три штуки — одну, значит, в ноги, другую для спины, а самую большую, резиновую, — на живот. Лежит он весь белый, трясется, совсем больной, просто ужас. И стонет так жалобно.
53
Перефразированные строки из комической оперы У. Гилберта и А. Салливана «Микадо» (Pish-Tush’s Song).
— Нет, кухарка, он скорее был зеленым, — возразила Ханна Вестлок, — или даже лучше сказать желто-зеленым. Я уж было решила, что у него что-то вроде желтухи — совсем как весной, когда у него были приступы.
— Тогда он был нездорового цвета, — согласилась миссис Петтикан, — но с тем, что в последний раз, не сравнить. Да еще ноги сводило судорогой, и как он, бедный, мучился. Сестра Уильямс тогда еще крепко задумалась — такая, знаете, милая девушка, нос не задирает, не то что некоторые. «Миссис Петтикан», — сказала она мне, сразу видно хорошее воспитание, а то некоторые взяли моду говорить запросто — «кухарка», будто они мне жалованье платят и могут уже и по имени не называть. Так вот: «Миссис Петтикан, — сказала она, — никогда я не видала таких судорог, кроме одного-единственного случая, который был точь-в-точь как этот. И попомните мои слова, миссис Петтикан, эти судороги неспроста». Ох, а я ведь тогда и не поняла, о чем она.