Смертельный яд (Сильный яд)
Шрифт:
— До чего противно, должно быть, видеть, как столько добра пропадает даром, и знать, что тебе ничего не перепадет. А вам, к слову, что-нибудь причитается? Неужели ничего? Простите мое неуместное любопытство, но вы ведь фактически ее единственный родственник и к тому же столько лет за ней присматривали, так что обойти вас в завещании было бы как-то слишком.
Адвокат нахмурился, и Уимзи принялся извиняться:
— Знаю, знаю, это ужасно бестактно с моей стороны. Простите мою оплошность. В конце концов, как только старушка отойдет, новость непременно появится в газетах, так что не знаю даже, зачем я стал вас расспрашивать. Прошу вас, извините меня и забудьте, что я сказал.
— В
— Да? — переспросил Уимзи раздосадованным тоном. — Но в таком случае моя версия сильно проигрывает, разве нет? Я хочу сказать, кузен мог рассчитывать на вас… хотя я, конечно, не знаю, какие у вас были соображения на этот счет…
Мистер Эркарт покачал головой:
— Я вижу, к чему вы ведете, и это вполне естественное предположение. Но если бы я так распорядился деньгами, это бы противоречило воле завещательницы. И хотя я мог передать их Филиппу законным путем, с моральной точки зрения это было бы неправильно, и я обязан был это ему разъяснить. Конечно, я мог бы время от времени помогать ему небольшими суммами, но, честно признаюсь, мне это казалось нежелательным. На мой взгляд, единственным выходом для Филиппа было бы научиться поддерживать себя исключительно собственными силами — своим литературным трудом. Не хочу плохо говорить об усопших, но он был склонен… чересчур полагаться на помощь окружающих.
— Не спорю. Миссис Рейберн, надо думать, придерживалась такого же мнения?
— Не совсем. Вообще-то причины кроются в более далеком прошлом. Она считала, что семья обошлась с ней дурно. Короче, раз уж мы так далеко зашли, думаю, я могу показать вам ее ipsissima verba. [59]
Мистер Эркарт позвонил в звонок на письменном столе.
— Самого завещания у меня здесь нет — есть только черновик. Мисс Мерчисон, будьте добры, принесите мне ящик с документами, на котором стоит пометка «Миссис Рейберн». Мистер Понд покажет вам, где искать. Ящик нетяжелый.
59
Наиподлиннейшие слова {лат.).
Дама из «кошачьего приюта» молча отправилась на поиски ящика.
— Это, конечно, против правил, лорд Питер, — сказал мистер Эркарт, — но порой чрезмерная осмотрительность хуже, чем ее отсутствие, а я хотел бы, чтобы вы хорошо понимали, почему мне пришлось занять столь бескомпромиссную позицию в отношении моего кузена. Спасибо, мисс Мерчисон.
Достав из кармана брюк связку ключей, он открыл одним из них ящик и вытащил оттуда стопку документов. Уимзи наблюдал за ним, как глуповатый терьер в ожидании лакомой косточки.
— Боже ты мой, — воскликнул адвокат, — где же оно… А! Ну конечно, как я мог забыть. Прошу прощения, бумаги в сейфе у меня дома. В июне, когда у миссис Рейберн случился очередной приступ, я забрал их домой, чтобы с ними свериться, но из-за волнений, последовавших за смертью Филиппа, совсем забыл вернуть их на место. Тем не менее в двух словах суть документа такова…
— Не беспокойтесь, — остановил его Уимзи, — это может подождать. Вы не возражаете, если я завтра зайду к вам домой, чтобы взглянуть на текст?
— Конечно, если вам это представляется важным. Простите меня за невнимательность. Я могу чем-то еще вам быть полезен?
Уимзи задал несколько вопросов на тему, которую Бантер уже успел изучить досконально, и откланялся. Мисс Мерчисон по-прежнему сидела за работой в общем офисе. Когда Уимзи прошел мимо, она на него даже не взглянула.
«Удивительно, — размышлял Уимзи, шагая по Бедфорд-роу, — кого ни спрошу об этом деле, все оказываются невероятно услужливы. С готовностью отвечают на вопросы, которые я даже не имею права задавать, и пускаются в длинные и притом совершенно ненужные объяснения. Такое ощущение, что им всем нечего скрывать. Поразительно. Может, Бойз и вправду покончил с собой. Очень надеюсь, что так. Жаль, что я не могу допросить его самого. Уж я бы ему устроил допрос с пристрастием, черт бы его побрал. У меня имеется на него уже около пятнадцати характеристик — и все разные… Очень невежливо совершать самоубийство, не объяснив предварительно в записке, что вы это сделали сами: остальным потом одни хлопоты. Когда я решу пустить себе пулю в лоб…»
Тут Уимзи остановился.
— Надеюсь, мне не придется, — сказал он вслух. — Надеюсь, до этого не дойдет. Матушка огорчится, да и зрелище будет не из приятных. Что-то мне перестает нравиться работа, которая кого-то подводит под виселицу. Друзьям этих людей несладко приходится… Но не надо думать о виселице. Не то прощай спокойствие.
Глава XI
На следующее утро в девять часов Уимзи явился к мистеру Эркарту домой. Тот еще завтракал.
— Я надеялся успеть к вам до того, как вы отправитесь в контору, — извиняющимся тоном сказал его светлость. — Большое спасибо, я уже заморил червячка. Нет, нет, благодарю, я не пью до одиннадцати. Для организма вредно. — Я разыскал для вас черновик завещания, — любезно сообщил мистер Эркарт. — Можете на него взглянуть, а я, если не возражаете, вернусь к своему кофе. Прочтите — там, конечно, раскрываются некоторые семейные тайны, но это все дело прошлое.
С журнального столика он взял страницу машинописного текста и передал ее Уимзи. Тот отметил про себя, что текст отпечатан на «Вудстоке». У строчной «р» край был как бы отколот, и прописная «А» немного выбивалась из строки.
— Наверное, мне стоит разъяснить родственные связи между Бойзами и Эркартами, чтобы вы поняли само завещание, — продолжил мистер Эркарт, вернувшись к обеденному столу. — У нас имеется общий предок Джон Хаббард — в начале прошлого столетия это был очень уважаемый банкир. Жил он в Ноттингеме, а банк, что довольно характерно для того времени, представлял собой частное семейное предприятие. У него были три дочери: Джейн, Мэри и Розанна. Девушки получили хорошее образование и со временем стали бы пусть не богатыми, но все-таки наследницами, только вот Хаббард наступил на старые грабли: пускался в необдуманные спекуляции, предоставлял клиентам слишком большую свободу действий и так далее. Банк прогорел, а дочерям Хаббарда не осталось ни пенни. Старшая из сестер, Джейн, вышла за Генри Брауна — школьного учителя, бедного и до отвращения высоконравственного. Их единственная дочь Джулия вышла замуж за преподобного Артура Бойза — это и есть родители Филиппа. Брак второй дочери, Мэри, был чрезвычайно удачен в финансовом отношении, хотя по социальному положению жених стоял ниже ее — Джосайя Эркарт торговал кружевом. Родители сначала восприняли новость как удар, но потом оказалось, что Джосайя очень достойный молодой человек, да к тому же из весьма почтенной семьи, и они примирились с этим браком. Сын Мэри, Чарльз Эркарт, задумал вырваться из низкой торговой среды. Он поступил на службу в адвокатскую контору, где успешно работал и наконец стал одним из партнеров. Это был мой отец, а я унаследовал дело.