Смертельный яд (Сильный яд)
Шрифт:
Третья же дочь, Розанна, — продолжал мистер Эркарт, — была слеплена из другого теста. Настоящая красавица, она чудесно пела и танцевала, была необычайно привлекательна и избалована. К ужасу родителей, она сбежала из дома и подалась на сцену. Имя ее вымарали из семейной Библии. Девушка оправдала худшие их опасения — сделалась любимицей великосветского Лондона. Под сценическим псевдонимом Креморна Гарден она одерживала одну скандальную победу за другой. И при этом была умна, не какая-нибудь Нелл Гвин. [60] У нее была мертвая хватка. Она брала все: деньги, драгоценности, appartements meubles, [61] лошадей, экипажи и прочее — и все это обращала в капитал. Расточала она исключительно свою благосклонность, считая это разумной платой за все блага, и с
60
Элеонора «Нелл» Гвин (1650–1687) — знаменитая английская актриса эпохи Реставрации, фаворитка Карла II. Исполняла в основном комические роли, считалась очень недалекой, хотя Джон Брайден позже писал о ее природном остроумии. После смерти оставила множество долгов.
61
Меблированные квартиры (фр.).
Короче говоря, старшая сестра, Джейн, которая вышла за учителя, не пожелала иметь дела с паршивой овцой. Они с мужем оградились со всех сторон своей добродетелью и содрогались, завидев позорное имя Креморны Гарден на афише перед «Олим-пиком» или «Аделфи». [62] Письма они отсылали ей обратно нераспечатанными и даже отказали от дома, но апофеоз наступил, когда Генри Браун попытался выставить ее из церкви на похоронах своей жены.
Мои бабка и дед оказались не такими пуританами. В гости к ней не ходили, домой не приглашали, но время от времени брали ложу на ее спектакли, послали приглашение на свадьбу сына и вообще вели себя вежливо, хотя и отстраненно. Вполне естественно, что Креморна Гарден поддерживала знакомство с моим отцом, а когда пришло время, поручила ему свои дела. Он считал, что собственность есть собственность, каким бы путем она ни приобреталась, и частенько говорил, что если бы адвокаты отказывались управлять «грязными» деньгами, то половине клиентов пришлось бы указывать на дверь.
62
Лондонские театры, основной репертуар которых составляли комедии.
Пожилая леди ничего не забывала и не прощала. Одно упоминание Браунов и Бойзов приводило ее в бешенство. Поэтому, задумав написать завещание, она внесла в него параграф, который сейчас перед вами. Я обратил ее внимание на то, что ни Филипп Бойз, ни Артур Бойз, в сущности, не имели никакого отношения к ее травле, но старые раны, видимо, не затянулись, так что она и слышать не хотела о Филиппе. Я составил завещание так, как она хотела; откажись я, вместо меня его бы оформил кто-то другой.
Уимзи кивнул и погрузился в чтение завещания, которое было датировано восемью годами ранее. Единственным душеприказчиком назначался Норман Эркарт; кое-что отходило слугам, что-то — театральным благотворительным фондам, а далее говорилось:
Все остальное принадлежащее мне имущество, где бы оно ни находилось, я завещаю моему внучатому племяннику Норману Эркарту (владельцу адвокатской конторы на Бедфорд-роу), после смерти которого оно должно быть разделено между его законными детьми; если же упомянутый Норман Эркарт скончается, таковых не оставив, передать все мое имущество в (список перечисленных выше благотворительных организаций). Данное распоряжение служит знаком моей благодарности за заботу, оказанную мне упомянутым Норманом Эркартом и его покойным отцом Чарльзом Эркартом на протяжении всей их жизни, а также гарантией того, что никакая часть моего имущества не достанется моему внучатому племяннику Филиппу Бойзу или его потомкам. С этой целью, а также дабы указать на бесчеловечное обращение со мной семейства Филиппа Бойза, я в качестве своей посмертной воли предписываю упомянутому Норману Эркарту не уделять, не одалживать и не передавать упомянутому Филиппу Бойзу никакой доли доходов, полученных упомянутым Норманом Эркартом в течение всей жизни благодаря моему наследству, равно как и не использовать это наследство никоим образом с целью помощи упомянутому Филиппу Бойзу.
— Хм! Яснее некуда, — сказал Уимзи, прочитав. — Да, злопамятная особа.
— Весьма — но что прикажете делать со старыми дамами, которых ничем не урезонить? Она очень внимательно проследила, чтобы формулировки были достаточно четкими, и только потом согласилась поставить свою подпись.
— Филипп Бойз, должно быть, ужасно расстроился, — предположил Уимзи. — Благодарю вас. Я рад, что увидел этот документ, — он делает мою теорию о самоубийстве куда правдоподобнее.
В теории оно, может, так и было; только вот теория гораздо хуже, чем хотелось бы, согласовывалась с тем, что Уимзи успел выяснить о характере Бойза. Сам он скорее склонялся к предположению, что к самоубийству Бойза подтолкнуло неудачное свидание с Гарриет Вэйн. Но и эта версия была небезупречна. Уимзи не верилось, что Бойз к тому моменту продолжал питать к Гарриет Вэйн столь нежные чувства. Хотя, возможно, ему просто не хотелось думать о покойном хорошо. Уимзи опасался, что его собственные чувства начинают мешать здравому размышлению.
Он отправился домой и принялся читать гранки романа Гарриет. Писала она прекрасно — не поспоришь, но бесспорно было и то, что она слишком много знала об использовании мышьяка. Вдобавок в книге фигурировала пара художников из Блумебери, живущих идеальной жизнью в любви, веселье и бедности; однако всему этому приходит конец, когда молодой человек умирает от отравления, оставив возлюбленную безутешной, но жаждущей мести. Уимзи поскрипел зубами и отправился в тюрьму Холлоуэй, где едва не устроил сцену ревности. К счастью, ему на помощь пришло чувство юмора — правда, к тому моменту он совершенно измотал свою подзащитную перекрестным допросом и чуть не довел ее до слез.
— Простите, — сказал он, — на самом деле я вас страшно ревную к этому Бойзу. Понимаю, что не должен, но ничего не могу с собой поделать.
— Ревнуете, — сказала Гарриет, — и никогда не прекратите.
— А раз так, со мной будет невозможно жить. Вы это хотите сказать?
— Вы были бы очень несчастны. Не говоря уже о других отрицательных последствиях.
— Но послушайте, — возразил Уимзи, — если бы вы вышли за меня замуж, я бы перестал ревновать, потому что знал бы, что я вам нравлюсь и так далее.
— Вам кажется, что вы бы перестали. Но это не так.
— А что, у меня был бы повод? Думаю, нет. С чего бы? Это ведь все равно как жениться на вдове. Неужели все вторые мужья ревнуют?
— Не знаю. Но жениться на вдове — не то же самое. Вы бы никогда не смогли мне доверять, и ничего бы не вышло.
— Черт возьми, — воскликнул Уимзи, — если б вы хоть раз сказали мне, что я вам нравлюсь, все было бы прекрасно. Я бы вам сразу поверил. Но вы ведь этого не говорите, вот я и воображаю черт знает что.
— Вы бы в любом случае продолжали воображать все, что только можно. Никогда не смогли бы играть на равных. Мужчины на это не способны.
— Никогда?
— Исключения очень редки.
— Да, звучит скверно, — серьезно сказал Уимзи. — Конечно, если бы я оказался таким идиотом, все точно пошло бы наперекосяк. Я понимаю, о чем вы говорите. Был у меня знакомый, который от ревности буквально помешался. Когда жена не висела у него на шее, он говорил, это потому, что он для нее ничего не значит, а за любое проявление любви обзывал ее лицемеркой. В конце концов она не выдержала и сбежала с каким-то типом, до которого ей и дела не было, зато мой знакомый принялся всем рассказывать, что он был прав с самого начала. Но ему отвечали, что он, дурак, сам во всем виноват. В общем, все очень сложно. Похоже, тут важно, кто успеет приревновать первым. Может, вы смогли бы хоть немного меня приревновать? Я был бы очень рад, потому что это бы означало, что я вам не совсем безразличен. Не желаете послушать о некоторых обстоятельствах моего темного прошлого?
— Спасибо, нет.
— Но почему?
— Я не хочу знать о других.
— Серьезно? Это обнадеживает. Видите ли, если бы я пробуждал в вас материнские чувства, то вы бы изо всех сил постарались меня понять и поддержать. Терпеть не могу, когда меня понимают и поддерживают. Хотя в любом случае все они ничего не значили… кроме Барбары, конечно.
— Кто такая Барбара? — быстро спросила Гарриет.
— Одна девушка. На самом деле я многим ей обязан, — задумчиво ответил Уимзи. — Когда она вышла за другого, я взялся за расследования, лишь бы как-то залечить сердечные раны, — и в целом это оказалось очень весело. Но, признаюсь, она действительно выбила меня из колеи. Подумать только, из-за нее я даже специально прошел курс логики.