Смертельный яд
Шрифт:
— Простите, что я спрашиваю, но вы очень любили Филиппа Бойза?
— Наверное, любила, да. Раз все сложилось именно так.
— Вы могли просто жалеть его, — спокойно ответил Уимзи, — он мог затравить вас своей назойливостью, наконец, охмурить.
— Наверное, все это вместе. Уимзи задумался на мгновение. — Вы были друзьями?
— Нет. — И Уимзи снова поразила плохо скрываемая жестокость, с которой это было сказано. — Филипп не умел дружить с женщинами. Ему нужна была преданность. Он получал ее от меня. Действительно. Но я не выношу, когда меня дурачат. Я
Я серьезно отнеслась к его словам, когда он сказал, что не верит в брачные узы. А потом выяснилось, что он просто испытывал мою преданность. Ну что ж, она оказалась недостаточно глубокой. Я не хочу, чтобы мне делали предложение в награду за хорошее поведение, словно дарили амнистию преступнице.
— Я вас не осуждаю, — промолвил Уимзи.
— Да?
— Нет. Видимо, он был хамом, если не сказать грубее. Это напоминает мне хлыща, который выдавал себя за художника-пейзажиста, а затем взвалил на бедную девушку честь, в которой она совершенно не нуждалась. Не сомневаюсь в том, что он казался ей невыносимым со своими древними дубами и фамильным гербом, лебезящими слугами и всем остальным.
Харриет Вейн снова рассмеялась.
— Да, это смешно, но и унизительно. Так что, я думаю, Филипп обоих нас выставил на посмешище, и как только я поняла это, все кончилось.
Она сделала решительный жест.
— Понимаю, — промолвил Уимзи. — Человек с прогрессивными взглядами, но с отжившим викторианским отношением к семье. Он существует во имя Бога, она во имя Бога в нем, и так далее. Ну что ж, я рад, что вы придерживаетесь иных взглядов.
— Да? Вы считаете, это может помочь в той беде, в которую я попала?
— Нет, я смотрю шире. Я хочу сказать, что, когда все кончится, собираюсь жениться на вас, если, конечно, понравлюсь.
Улыбка исчезла с лица Харриет Вейн, и она слегка нахмурилась, а в ее взгляде появилась едва уловимая неприязнь.
— И вы туда же? Значит, сорок семь.
— Сорок семь чего? — осведомился захваченный врасплох Уимзи.
Дороти Ли Сэйерс
Я серьезно отнеслась к его словам, когда он сказал, что не верит в брачные узы. А потом выяснилось, что он просто испытывал мою преданность. Ну что ж, она оказалась недостаточно глубокой. Я не хочу, чтобы мне делали предложение в награду за хорошее поведение, словно дарили амнистию преступнице.
— Я вас не осуждаю, — промолвил Уимзи.
— Да?
— Нет. Видимо, он был хамом, если не сказать грубее. Это напоминает мне хлыща, который выдавал себя за художника-пейзажиста, а затем взвалил на бедную девушку честь, в которой она совершенно не нуждалась. Не сомневаюсь в том, что он казался ей невыносимым со своими древними дубами и фамильным гербом, лебезящими слугами и всем остальным.
Харриет Вейн снова рассмеялась.
— Да, это смешно, но и унизительно. Так что, я думаю, Филипп обоих нас выставил на посмешище, и как только я поняла это, все кончилось.
Она сделала решительный жест.
— Понимаю, — промолвил Уимзи. —
— Да? Вы считаете, это может помочь в той беде, в которую я попала?
— Нет, я смотрю шире. Я хочу сказать, что, когда все кончится, собираюсь жениться на вас, если, конечно, понравлюсь.
Улыбка исчезла с лица Харриет Вейн, и она слегка нахмурилась, а в ее взгляде появилась едва уловимая неприязнь.
— И вы туда же? Значит, сорок семь.
— Сорок семь чего? — осведомился захваченный врасплох Уимзи.
— Предложений. Они поступают с каждой почтой. По-видимому, существует целая толпа идиотов, готовых жениться на дурной репутации.
— О господи, как неловко, — пробормотал Уимзи. — Я вообще-то совершенно не гонюсь за вашей дурной славой. Я и собственными силами могу попасть на страницы газет. Мне это не сложно. Пожалуй, я больше не стану возвращаться к этой теме.
В его голосе явно сквозила обида, и в ее взгляде появилось раскаяние.
— Простите, ради бога, но в моем положении нетрудно стать излишне ранимой. На меня обрушилось столько несправедливости.
— Понимаю, — откликнулся лорд Питер. — Глупо с моей стороны…
— Да нет, это я повела себя глупо. Но почему…
— Почему? Ну, просто я решил, что мне хочется жениться на вас. Вот и все. То есть вы мне нравитесь. Не знаю почему. В таких делах ведь нет правил.
— Понимаю. Ну что ж, это очень мило с вашей стороны.
— Я бы предпочел, чтобы в вашем голосе не звучала насмешка. Я знаю, что у меня глупое лицо, но тут уж ничего не поделаешь. На самом деле мне хотелось бы иметь кого-нибудь рядом, с кем можно разумно разговаривать и кто сделал бы жизнь интереснее. А я бы взамен смог предоставить множество сюжетов для ваших книг.
— Вряд ли вас устроит жена, которая пишет книги.
— Отчего же? Это здорово. Гораздо интереснее, чем обычные женщины, которых волнуют только наряды и светское общество. Хотя в незначительном количестве тоже интересно. То есть я хочу сказать, что не возражаю против нарядов.
— А как насчет старых дубов и фамильного герба?
— О, из-за этого вы можете не волноваться. Эти обязанности выполняет мой брат. Я собираю первые издания и древние печатные книги, что, конечно, утомительно, но вы не обязаны заниматься тем же, если не захотите.
— Я имела в виду другое. Что скажет ваш отец?
— Имеет значение лишь то, что скажет моя мать, а ей вы понравились, насколько она смогла рассмотреть вас в суде.
— О, так она приходила на смотрины?
— Нет, черт побери, я сегодня все время говорю какую-то ерунду. Просто я был абсолютно потрясен в первый день процесса и кинулся к матери, которая действительно разбирается в людях. И я ей сказал: «Послушай, я наконец-то встретил свою единственную, а ее подвергают страшным пыткам. Пойди, ради бога, со мной, поддержи меня!» Просто вы не представляете, как это было тяжело.