Смертник
Шрифт:
– И я вообще. Никуда бы ты полез, Крысяев. Потому что ты трус.
Опять стало тихо.
– Двигатель перебрать надо, – задумчиво протянул Серый. – Что-то у меня холостые гуляют.
– Это… холостые гуляют. Попробуй набрать женатых.
Наверху хмыкнули. Потом послышались шаги.
– Трус ты, Крысов. Еще и тупой.
– Я, это…
– Заводи давай, поехали. Ужин скоро…
Заурчал двигатель. К облегчению Ники раздался шум отъезжающей машины. Только теперь она рискнула повернуть голову и с радостью услышала, как тяжело перевел дух Макс, стоявший за ее спиной.
– Что застыли, придурки? – прошипел уже снаружи голос Грека. – За мной. Во весь опор. И тихо, черти, тихо.
Вот именно что "во весь опор" бежала к колючей проволоке Ника, стараясь не упускать из виду широкую спину проводника. Ее не оставляла мысль о том, что военные устроили засаду. В темноте насыпь плохо просматривалась. Да и на бегу оглядываться себе дороже. Однако свербящее чувство между лопатками заставило ее прибавить ходу. В любой момент ожидая выстрела в спину, она почти обогнала Грека. Остановил ее не столько предупредительный жест, сколько колючая проволока, на которую она едва не налетела грудью.
Грек без труда отыскал предусмотрительно разорванные кем-то звенья колючей проволоки и приглашающе кивнул в сторону образовавшейся дыры.
– Быстро, – только и сказал он.
Нику не требовалось подгонять. Она заставила себя с максимальной осторожностью скользнуть в ощетинившуюся шипами дыру. Сердце, и все чему полагалось быть внутри, вдруг сжалось в тугой болезненный узел. Тут же вскочила на ноги, сжимая в руках автомат, готовая сражаться до конца. Палец цеплялся за спусковой крючок и только возня за спиной, а не впереди, откуда она ждала нападения, удерживала ее от выстрела.
Зона встретила пришельцев безмолвием. Которое даже отдаленно не напоминало то, к которому привык человек. Глухая, абсолютная тишина расплавленным воском затекла в уши и надавила на затылок.
Пахло близким дождем. Ветер нес из глубины Зоны пыль, запах гари и чего-то неуловимого, от которого оставался металлический привкус на губах.
Не все справились с первым препятствием. Краб порезал шею о колючую проволоку. В довесок к боли получил еще и предупреждение от Грека.
– Ты как хочешь, Краб. А я свои деньги уже отработал, – вкрадчиво начал Грек, стоило им отойти подальше от контрольной полосы. – Ты в Зоне. Делаю тебе первое предупреждение. После третьего ты поворачиваешь назад и выбираешься отсюда самостоятельно. То же касается и остальных. В любом месте и в любое время суток. Хочешь оставаться в обойме, сынок, следи за собой. Слепые собаки как акулы, чуют запах крови на расстоянии. Я скажу, когда можно будет безопасно для остальных порвать себе задницу. Без моего приказа можешь сделать только одно – пустить себе пулю в лоб… И то, только после моей команды.
Ника с трудом уяснила себе логику бывшего вояки. Одно она осознала совершенно точно, предупреждение – это плохо. А два предупреждения – очень плохо. О трех, наверное, и заикаться не стоило. Девушка решила на досуге поинтересоваться у Макса – он казался ей самым здравомыслящим – все ли правила так безобидны, что в конечном итоге предполагали лишь отправку домой, или за нарушение некоторых полагался расстрел на месте.
Стояла кромешная тьма. Грек не спешил включать фонарик. Как он умудрялся видеть в темноте, осталось для остальных загадкой. Он шел первым и шел напролом. Нимало не заботясь о том, что колючие ветви, отведенные его рукой, били кого-то по лицу. А поскольку следом двигалась Ника, ей доставалось больше всех.
Ожидание смертельной опасности, всех этих слепых собак, снорков, кровососов, контролеров, постепенно сменила усталость. Зона хранила нейтралитет. Потрескивали сучья под ногами, порывы ветра студили разгоряченные лица. Было так, словно граница еще впереди.
Ника думала только об одном: как бы не потерять из вида проводника. В отличие от новобранцев, он двигался значительно тише и если бы не ветви, по-прежнему периодически хлеставшие по лицу, велика была опасность потеряться и отстать в темноте. Девушка старалась идти за Греком след в след.
Старалась, старалась и перестаралась.
С размаху ткнувшись лбом в крепкую спину, девушка заслужила еще один весьма ощутимый удар – на этот раз локтем в бок. Проводник обошелся без предупреждения, и она была ему за это благодарна. И еще за то, что неожиданно среди тьмы обнаружилась заброшенная сторожка – полуразвалившаяся, с дверью, повисшей на одной верхней петле, с осколками стекла, торчащими из развороченной оконной рамы.
– Ты, – Грек ткнул пальцем Максу в грудь, после того, как они вошли внутрь сторожки. – Первый. Краб следующий. Потом Очкарик. Меня будить в пять тридцать. Подозрительный шум – тоже. Но зарубите на носу, шум должен быть очень подозрительным, иначе пеняйте на себя. Вопросы есть?
– Грек, я хотел, – начал было Макс, но Грек его перебил.
– Вопросов нет. Отбой.
Подозрительный… Что такое "подозрительный шум" и как определить, когда он переходит в стадию "очень"?
Так и не найдя ответа на свой мысленный вопрос, Ника опустилась на дощатый пол, стянула рюкзак, ткнулась в него головой. Коротко подстриженные волосы кололись, и она подумала, что не уснет.
В следующее мгновение бок заныл от сильного удара.
– Твоя очередь, – зло, словно вымещая на ней обиду, прошипел Краб.
Девушка села, заключив в тесные объятья автомат. Все было так, как будто она не спала: только снаружи доносились странные звуки. Словно большая тварь чавкала, пережевывая остатки пищи.
– Эй, Краб, – шепотом позвала она. – Это так надо?
Ответом стало молчание. В конце концов, если они все тут сдохнут, во всем будет виноват Краб. Он наверняка слышал те же звуки.
Постепенно Ника успокоилась: нет ничего лучшего для успокоения, чем свалить вину на другого.
Потекло время. Темнота оставалась кромешной. В выбитых окнах не было видно ни зги. Зато тишина осталась в прошлом. Ночь полнилась звуками. Чавканье усиливалось, окружало со всех сторон хлипкую сторожку. Казалось, девушка тонет в этих звуках, постепенно погружаясь в них, как в трясину.
Ника прижимала к груди автомат, убеждая себя в том, что непрошенного гостя – если кому-то из тварей придет в голову сунуться в сторожку – она если и не увидит, то, по крайней мере, определит по запаху. Минута проходила за минутой. Однако свирепая Зона, о которой столько говорили сталкеры, не спешила проявлять буйный нрав.
Сжимая в руках нагревшийся от тепла ее рук автоматный магазин, она чуть было машинально его не отстегнула. Она вспомнила, как целую жизнь назад, она училась в школе в районном центре. Военрук, оставшийся не у дел, от нечего делать учил ее собирать и разбирать автомат. Вот тогда она и почувствовала необъяснимое влечение к оружию, ко все этим затворным рамам, ствольным коробкам, ударникам. Сколько там времени ей требовалось, чтобы разобрать и собрать АКМ? Десять секунд, пятнадцать? Память не сохранила. Зато Ника отлично помнила, как легко проделывала это с закрытыми глазами. В поселковой школе не осталось мальчишек подросткового возраста, поэтому Василий Петрович чувствовал себя незаменимым, отвечая на проявленный к оружию интерес. Даже если интерес проявила девчонка. А уж верхом блаженства было упросить военрука сходить в лес пострелять. Еще каких-нибудь лет десять назад, в лес на стрельбища водили учеников выпускных классов. Правда, их уделом были винтовки. Но Рубикон для Василия Петровича был перейден. Вскоре, списанный старенький автомат снова познал радость стрельбы.