Смертники доброй воли
Шрифт:
Так и не дождавшись ещё какого-нибудь замечания, Бельфегор спросил первое, что пришло ему в голову:
— Как вообще люди сходятся? Мало ведь просто… влюбиться?
— О, иногда вполне достаточно, — хмыкнул Платон, прислоняясь к закрытой дверце вольера. — Если, конечно, далее предпринимать какие-то шаги. А то можно любить вечно, а человек так об этом и не узнает.
— А если он пресекает любые попытки сближения?
— Надо быть настойчивым. Ну, или поискать кого другого. Всё зависит от того, как сильно чего-то хочется, — хетт многозначительно
— У неё… какие-то предрассудки против моей семьи, — тихо сказал он. — Я её в этом отлично понимаю, сам был к её семье такой же. Но…
— Но ты не вся твоя семья. Попробуй ей это доказать. Бывает трудно переубедить человека, особенно если он что-то крепко вбил себе в голову, но попытаться стоит.
— И в чём ты переубедил Сейю?
— Что нельзя вечно быть одному. И что одна неудачная попытка построить отношения не означает, что на себе можно ставить крест, — улыбнулся Платон, и Бельфегор хмыкнул.
— Ясно. Буду иметь в виду. И, наверное, пойду уже обратно.
— Заходи, мы с собаками тут чуть ли не двадцать два часа в сутки семь дней в неделю, — пригласил хетт, и хорон кивнул, вставая.
Князь проводил его до самой двери, напоследок боднув в поджилки и тем самым окончательно выведя Бельфегора из прострации. До комнаты Адамаса он дошёл по памяти и застал там сидящую на кровати и всё ещё обнимающую сына Леду.
— Прошу прощения, зайду попозже, — отступил он к двери, и хорони отпустила Адамаса.
— Нет-нет, это хорошо, что ты пришёл, а то я что-то задумалась, — улыбнулась она, и её сын откашлялся.
— Я тоже. Например, о том, сколько я ещё смогу не дышать.
— Ну всё, всё, сел на любимого конька! Чтобы больше не уходил, понятно? — грозно вопросила Леда. Адамас пожал плечами.
— Искренне постараюсь.
— Будь так любезен. Пусть рекорд отца, который просидел в этом отрешении месяцев пять, останется при нём! Тем более ему было девять, а тебе уже семнадцать.
— То есть это наследственное, — с удовлетворением в голосе подметил Адамас, чем заслужил от матери лёгкий щелбан.
— Лучше бери хорошее. Бельфегор, — она повернулась к хорону, уже севшему на свой стул, — ты на сколько у нас? На ужин останешься?
Бельфегор открыл было рот, чтобы ответить, но Адамас выступил первым.
— Мне бы очень хотелось, чтобы Бельфегор временно у нас поселился, — почти смущённо проговорил он. — Если, конечно, ты не очень занят. Мне же совершенно нечего делать, да и придётся некоторым вещам обучаться заново…
— Ну, — Бельфегор перевёл взгляд с его серой повязки, прикрывающей верхнюю часть лица (Леда сказала ему, что примерно через пару недель должна быть последняя пластическая операция, которая позволит хорону в дальнейшем не прятать лоб и брови), на Леду, — вообще на службе мне появляться абсолютно необязательно, а жить одному в огромном доме не улыбается. Вот только Миа не будет ли против? Мы с ней не очень ладили.
— Миа круглые сутки на обучении у нашего начальника оперативного управления, — отмахнулась хорони. — А в единственный выходной отсыпается, так что ей просто некогда будет быть против. Комната у меня для тебя найдётся, хочешь — оставайся, сколько будет угодно.
— Спасибо, — кивнул Бельфегор, чувствуя, что с головой погружается в совершенно новый для него мир.
— Не за что, — улыбнулась ему Леда. — Если подопечный будет капризничать, сразу находи меня, я вправлю ему мозги. Любые вещи, какие понадобятся, запрашивай у АНД. Когда поедешь свои из дома забрать?
— Ближе к ночи.
— Тогда развлекайтесь, пойду обрадую родственников, что хоть что-то у нас наладилось, — сказав это, хорони в знакомом уже Бельфегору стремительном темпе покинула комнату — только ветром обдало, — и Бельфегор поинтересовался у улыбавшегося Адамаса:
— Твоя сестра не в маму ли своей эксцентричностью пошла?
— У Миа тормозов нет совсем, — усмехнулся тот. — Ну как, ты рад, что отныне у тебя есть возможность случайно сталкиваться с Миа каждый раз, как она дома?
— А, то есть тебе я не особо-то нужен?
— Ну что ты, просто как бонус… Надеюсь, ты тут не заскучаешь?
— Всё зависит от того, в насколько ты глубокой депрессии, — Бельфегор закинул ногу на ногу, останавливая взгляд на собственных тёмно-синих джинсах: он уже и не помнил, когда в последний раз одевался по-штатски. — Тут, конечно, всяко лучше, чем в Управлении, где сейчас властвует Марк и некоторые агенты почему-то считают, что получили в связи с этим право не отдавать мне честь… Но, какой бы я ни был зануда, если ты начнёшь ныть, сомневаюсь, что у меня получится в чём-то переубедить тебя.
— Я не буду ныть, обещаю, — горячо проговорил Адамас и тут же тихо сказал: — Но я ведь совсем не знаю, что теперь с собой делать, Бельфегор. Кому я нужен? На что я способен без… зрения? Всё, чему меня отец учил…
— Тебя необязательно становиться солдатом, — прервал его Бельфегор. — У Страховых много других достоинств. Ты можешь стать советником для отца, не бывает недостатка в людях, которым можно доверять.
— У него и без меня хватает советников…
— По-моему, ты невнимательно меня слушаешь. У моего отца тоже хватает верных солдат — тех, заметь, которые не отвернулись от него, когда он объявил войну ГШР, а они надеялись на объединение. Но я всё равно служу ему, пусть иногда он это и не ценит.
— Как он вообще тебя сюда отпустил?
— Мы же вроде как пока союзники, — пожал плечами хорон. — Если бы я начал бегать за Рэксом, вот тогда он бы точно высказал недовольство. А за его сыном… Чем бы дитя ни тешилось. Наверное.
— Ладно, хорошо, — Адамас подтянул под себя ноги, скрещивая их. — Я не уверен, что представляю себя в подобном качестве, но можно попробовать. Есть кое-что, о чём мне бы хотелось в этом плане поговорить. Ты хорошо знаешь Священное Писание?
— Прости, что? — поразился Бельфегор.