Смертники
Шрифт:
– Не дождетесь! – зло процедил он, мысленно матеря и «этих уродов» и туман, столь подпортивший ему вылазку, и самого себя за то, что прежде, чем предпринять это действие, не пробежался по окопам и не проверил наличие оставшихся патронов в пулемете Тушина. Вот только хватило бы у него на это времени?
– Сдавайся, и ты умрешь легко! – Похоже, говоривший уже понял, что сдаваться никто не собирается.
Эх, если бы у Сергея были лишние патроны, он бы ответил длинной очередью, а так приходилось выжидать удобного момента. Пользуясь укрытием, Ефимов сместился вправо, повернув туда же ствол пулемета. И он угадал: выскочивших во фланг боевиков смело# градом ударивших им навстречу пуль, но и Сергей почувствовал, как его предплечье обожгло болью. Рукав начал заполняться кровью. Взгляд опять коснулся ленты – кургузого
Ваха
– Какого шайтана ты все еще возишься? – проговорила радиостанция Вахи голосом Ибрагима. – Добей сукина сына! Попинай его труп, – Ибрагим позволил себе шутку, – и возьми мне наконец остальных! – Последние слова Келоев буквально проорал в едва выдержавший такой напор микрофон.
– Сделаем! – Ваха даже самому себе не признался бы, что обрадовался такому приказу. В злобе появившаяся мысль взять русского живьем уже обошлась его моджахедам в три трупа, а спец все еще продолжал сопротивляться. Но отмена собственных приказов – это проявление слабости, а проявлять слабость Ваха не собирался. Так что команда Ибрагима поскорее покончить с наглым спецом поступила как нельзя вовремя: – «ВОГами» огонь!
Старший прапорщик Ефимов
Из всех криков, раздававшихся в лесу, Сергей смог вычленить и понять только одно слово – «ВОГи». И почти тут же вокруг залопались разрывы, брызнули мелкие осколки и понеслись во все стороны, срубая остатки небольшого кустарника, вминаясь в неподатливую древесину деревьев, впиваясь своими рваными краями в мягкую человеческую плоть. Под прикрытием плотного огня противник подбирался все ближе. Терять стало нечего…
«Олеся, прости!» – прошептали потрескавшиеся губы, перед глазами возник улыбающийся сынишка, а вот навстречу, распахнув ручонки для объятий, бежит дочурка… Не увидеть… никогда… никогда больше… «Нет, так неправильно, так не должно быть!»
А враги все ближе.
Сергей выдернул кольцо гранаты…
Ваха
В какой-то момент Ваха понял, что им удалось сломить сопротивление русского. Залповый огонь из подствольников принес свои плоды. Вот только жаль, что и у его моджахедов почти не осталось этого боеприпаса. Но бой подходил к концу, а потом боекомплект легко можно пополнить. Благо проблем с поставками оружия у их отряда пока не существовало.
– Ты – туда, ты – туда, ты – обходи оттуда! – кричал Ваха, размахивая руками и заставляя своих воинов охватывать цепью столь удивительно удачливого противника. Сам же Ваха тоже постепенно приближался к уже давно умолкшему спецу. «Может, он уже мертв?» – с надеждой подумалось боевику, но что-то подсказывало, что это не так. И он не стал торопиться. Теперь, как ему думалось, лишняя минута не играла никакой роли.
Рядовой Алексей Гаврилюк
Алексей слышал стрельбу, слышал прорывающиеся сквозь нее крики, слышал, как кто-то спешно оттаскивает раненых, и ждал, что каждую последующую секунду придут они. Ствол по-прежнему в подбородок, и палец на спусковом крючке то чуть сжимался, выбирая холостой ход, заставляя внутренне содрогнуться и замереть в ожидании страшного, то снова расслаблялся. Этими движениями Алексей как бы подготавливал себя к тому, что в следующий раз палец должен будет сжаться сильнее. На бледном, обескровленном лице отчетливо проступили стиснутые до предела скулы.
Было бы легче сделать ЭТО, если бы он был не один. Вдвоем проще… Никто не захочет показать своей слабости. Вот бы командир был рядом… Хотя, если бы командир оказался рядом, этого, может быть, делать и не пришлось?
А там, где мог сейчас находиться командир группы старший прапорщик Ефимов, раздавалась трескотня выстрелов и грохот многочисленных разрывов.
Старший прапорщик Ефимов
Ефимов выдернул кольцо гранаты…
«Так не должно быть, ты сам учил другому! – не мысль, а всего лишь искра мысли, разжегшая костер протеста. – Так не должно быть!» – уже как клятву повторил Сергей, сразу же вслед за очередными разрывами вскочил на ноги и, размахнувшись, изо всех сил бросил гранату в сторону противника, затем нагнулся, подхватил пулемет и, начав стрелять, рванулся в направлении ставших уже своими окопов.
«Хрен вам, не дождетесь! – Приготовленная для самого себя граната взорвалась, изрешетив осколками спину неудачно спрятавшегося от нее бандита. – Зубами буду… – Короткая очередь. – Сволочи! – Палец на спуск; очередь, убывающая с неимоверной быстротой лента. – Сколько там? Семь, десять патронов? Две очереди, но чтобы наверняка. Там… там попробуйте взять!» – Что-то липкое пропитало «горку» на спине, стекало по груди, и со лба по лицу тоже тек пот, только странный – темный, оставляющий за собой такие же темные полосы. Сергей увидел стреляющего с колен моджахеда. Короткий рык пулемета, и бандит упал. Полыхнувшая со стороны леса очередь, и ногу Сергея пронзила боль. Скорость его бега замедлилась. В ленте бронзово-матовых цилиндров – на одно нажатие пальца. Еще три долгих шага вперед, и радующаяся неистовости своего полета пуля ударила Ефимова в район разгрузки. Острая боль разламывающихся костей, и Сергей, потеряв равновесие, повалился вниз, на сломанные, иссеченные пулями и осколками ветки, на невообразимую мишуру перемолотых войной листьев. Крик и радостные завывания уверовавшего в свою победу врага сопроводили это падение.
И почти в этот же миг в тыл боевикам ударила подошедшая группа Гуревича.
Младший Келоев
У Идриса возникло ощущение, что про него все забыли. Время шло, наверху уже давно шел бой, а до него словно никому не было никакого дела. Устав лежать, он встал и, схватив автомат, выскочил на улицу. Вначале дневной свет показался ему ослепительно ярким, затем, когда глаза наконец привыкли, Идрис понял, что и без того пасмурный день стал еще пасмурнее; тучи, ползшие по небу, казались совершенно непроницаемыми. А с отрогов начали расползаться пока еще разрозненные и едва заметные клочья тумана. До ушей донеслась барабанная дробь разрывающихся ВОГов. Зло глянув в направлении разрывов, Идрис выплюнул зеленую жвачку насвая и решительной походкой двинулся к землянке, занимаемой репортершей.
«Брат сказал охранять, значит, буду охранять», – решил Идрис, хотя только Аллах ведал, зачем на самом деле младший Келоев отправился к отнюдь не жаждущей продолжения общения Барбаре.
Рядовой Алексей Гаврилюк
Алешке снова послышались шаги. Он обнял винтовку, крепко притянул ее к груди и плотно прижал к подбородку ствол; большой палец правой руки коснулся спускового крючка и потянул его вниз. Все же, сколь ни был длинен холостой ход «Винтореза», он все равно кончился. Еще одно маленькое незначительное усилие – и смерть, как избавление от всех страхов. Еще чуть-чуть, и металл ударит о металл, порождая гнев взбесившейся энергии, рвущейся на волю и толкающий впереди себя девятимиллиметровую тяжелую смертоносную пулю. Она принесет покой и успокоение, не станет ничего, ни страха, ни боли, совсем ничего. Ни травы, ни запаха опадающих листьев. Даже этого въевшегося в легкие смрада сгоревшей взрывчатки и пороха. Не будет: ни папы, ни мамы, ни маленькой сестренки. НИЧЕГО!!! БОЖЕ! И пусть… ведь все равно… скоро… только, возможно, больнее и страшнее… Возможно… Сознание ухватилось за это сказанное слово. Возможно, значит еще ничего не решено, где-то там, справа, еще бьется командир группы, а здесь неподвижно лежат раненые ребята. Если он умрет, то это «еще более страшное» придет для них. Алексей зажмурился, мышцы пальца напряглись в последнем усилии, и вдруг неожиданно из глубины сознания, словно искры вспыхнувшего костра, мелькнули и сложились отчетливой светящейся лентой не раз слышанные слова командира группы: «Последнюю пулю оставь для врага, убей его, завладей его оружием, а там будь что будет! Бей его прикладом, ногами, руками, грызи зубами, но не сдавайся. Последнюю пулю – врагу, а там будь что будет!»