Смертный бой. Триколор против свастики
Шрифт:
Вертолеты наши в этот день летали меньше. В тумане искать цели куда сложнее. А канонада с запада приближалась и становилась все слышнее. Видать, украинцы постепенно отходят. Под вечер меня вызвал Кузьменко. У него в палатке я застал незнакомого майора.
— Знакомьтесь, майор Истомин, старший лейтенант Маслов, из мобилизованных инженеров.
Мы с майором пожали друг другу руки.
— Товарищи офицеры, слушайте боевой приказ. Завтра с утра вы должны выдвинуться вот в этот район, — подполковник показал на карте, куда именно, — и провести рекогносцировку местности на предмет поиска
Выйдя от Кузьменко, мы познакомились с майором поближе. Он представился Олегом и сразу предложил перейти на «ты». Возрастом мы были схожи, ему слегка за тридцатник, мне в январе стукнуло тридцать. Общий язык нашли легко. Олег в центре был чуть ли не штатным «квартирьером», поиски площадок для посадки винтокрылов для него рутинная работа. Общую подготовку к экспедиции он взял на себя и сразу же побежал осматривать выделяемые нам машины и отбирать бойцов. Мне же пришлось снова бежать к вертолетам, от работы с техникой меня пока никто не освобождал.
Переночевали на вокзале. Утром вышли в город и обомлели. Столько вояк я только по телевизору видел. Танкисты, самоходчики, мотострелки… Ни одного гражданского. Город стал зелено-пятнистого цвета. И вся эта масса никуда не двигалась.
— Все люди как люди, а мы — какашки в проруби, — ворчал Фил. И его можно было понять. Два провинциальных журналиста, которых отправили в командировку с местными частями, оказались совершенно никому не нужными в этой суете.
Каждый офицер норовил нас послать на короткое емкое слово, когда мы пытались хоть что-то узнать. Никакой официальной информации, никаких пресс-релизов от командования. Мы с Филом опустились до того, что пошли смотреть телевизор в зале ожидания. И толку? Старые патриотические фильмы, перемежаемые скупыми сводками: «Наши войска, верные союзническому долгу, вступили на территорию Украины и Белоруссии». Политику России поддержал Казахстан, однако в союз вступать не решился пока. Хитрые казахи объявили о формировании «добровольческого тумена». Агрессию осудили все, кроме Грузии. Батоно Мишико затаился, как нашкодивший кот. Киргизы тоже молчат. Ну, эти понятно. Они друг друга увлеченно режут. Им не до пустяков. А прибалты что? Калинин нам сказал, что гордые сыны Евросоюза вроде как присоединились к агрессорам. Однако на границе тихо. Ни стрельбы, ни ревущих бомберов над головой… Что же происходит за кордоном бывшего СССР — неизвестно вообще. Как будто другого мира вообще нет. Словно провалился куда-то.
Я был полностью уверен, что власти чего-то недоговаривают.
— Смотри! — толкнул меня Фил.
По первому пошел анонс вечернего праздничного концерта в поддержку российских, украинских и белорусских солдат. На экране замелькали отрывки военных песен, исполняемых попсовыми звездами, натянувшими военную форму. И если «Виагра» в камуфляжных лифчиках смотрелась еще прилично, то вот от Пенкина, Моисеева и Баскова, затянувших «Три танкиста», едва не стошнило. Причем Пенкин был почему-то в тельняшке. Пидарасы… Чтоб их параличом разбило!
Омерзительное зрелище. Вся эта пестобратия собралась ехать в благотворительный тур по стране с целью сбора средств в Фонд обороны. Причем начинать собираются с Урала. Стоп. Фонд обороны? Это что-то новенькое… Но лучше бы олигархов тряханули, честное слово.
— Пойдем-ка, солдатиков попинаем. Солдатское ухо — оно чуткое.
Мы долго бродили по Ивангороду, приставая то к одним группкам солдатиков, то к другим.
— Здорово, мужики! Вятские есть?
— Здравжла, тащ лейтенанты! Не, нету.
— Понятно, а вы тут чего ждете?
— Приказа!
— Какого?
— Да сами не знаем!
Наконец из одной БМП высунулся чумазый мехвод.
— Ну, я вятский, ачоа?
Пообещав ему, что фотографии и приветы обязательно передадим родным, мы угостили бойца остатками кофе из термоса.
Паренька звали Лешкой Глушковым. Вот-вот должен был уйти на дембель, а тут вот такая заваруха. Их часть неожиданно подняли по тревоге, потом перекинули сюда, и вот уже вторые сутки они тут торчат и ни черта не делают. Сначала говорили, что эстонцы, типа, войну объявили. Но этому никто не поверил. Они хоть и тормоза, но не до такой же степени?
— А вообще… — Глушков хитровато прищурился, оглянулся и понизил голос: — Слухи ходят, что не с НАТОй воевать будем. А с немцами.
— Тоже мне новость, — хмыкнул я. — Об этом еще в первый день Медвед сказал.
— С фашистскими немцами, — почти шепнул Глушков. — Они из прошлого, трындят, появились и прут сейчас на хохлов с бульбашами. А сидим мы тут, чтобы дождаться, когда фрицы прибалтов защемят. И мы их тогда опять освободим. А там уже дело техники, — любовно пошлепал свою машинку Глушков.
— Мда… — хмыкнул Фил, когда мы попрощались с мехводом. — Секретная информация от ФСБ, ага…
— Блин… — ругнулся я. — Вот же идиотская секретность. По телику вовсю о немцах трындят, а до личного состава инфу не доводят. Бардак!
— Бардак! — согласился со мной Фил.
Потом я быстро набросал очерк «Вятские на войне» и отправил его заказным срочным письмом. Только вот думаю, что война быстрее закончится, чем письмо дойдет. А Фил пытался распечатать несколько самых удачных фоток для газеты. Сбегал в пару салонов и вернулся изумленным:
— Представляешь, гебня твоя кровавая все ксероксы и принтеры арестовала.
— Военное положение, — развел я руками. Фотки быстро скинули на бук. Снова вышли с вокзала. Тут-то нас едва не арестовали ушлые комендачи. Молва уже донесла до них, что ходят два каких-то странных лейтенанта, всех фотографируют и выпытывают секретную информацию. Спасла, естественно, аккредитация. Отвели нас в штаб, и там нам, наконец, повезло. Встретились неожиданно с Калининым.
— Опять вы? — буркнул он, когда мы столкнулись с ним в коридоре бывшей школы.