Смертоносная чаша [Все дурное ночи]
Шрифт:
– А разве знакомые артисты не могут быть бандитами? – пошутила она и даже улыбнулась, но только глазами. А я всегда обожал улыбку глаз – она не каждому удается.
Мы медленно шли по обочине. По-прежнему не было машин. По-прежнему светил одинокий фонарь. А ветер раздувал черные волосы девушки, и ее темные глаза светились в темноте. И она сама действительно чем-то напоминала ведьму. Но, если ведьмы на самом деле такие, я не прочь с ними дружить.
– Прекрасный вечер. – Она первая перебила наше молчание. И зябко повела плечами. – Я
В этот миг она мне вдруг напомнила Стаса: их лица одинаково дышали красивой печалью. И мне вновь стало почему-то не по себе.
Я знал, что эта женщина имеет отношение к преступлению, но сразу же приступить к важным вопросам не получалось. Наверно, потому, что она мне нравилась.
Я питал слабость к красивым женщинам. И, понимая, что, возможно, она – главная преступница, я не мог вот так просто учинить допрос – первым делом я спросил, как ее зовут. Услышав же ответ, очень обрадовался, что ее звали не Анжела, не Аделаида и не Венера. Ее звали очень просто. Аня. И я удивился, что у господина Толмачевского женщина с таким простым именем.
Затем я стал плести что-то несуразное о кино, съемках, поездках, трудной жизни артиста. Но она меня плохо слушала. Она думала о другом, изредка бросая в мою сторону вежливый взгляд. Она понимала, что перед ней я распускаю перья, и поощряла это. Мне удалось втереться к ней в доверие, чего нельзя было сказать о моем товарище Вано, который вызывающе цокал каблуками, бросал на меня зверские взгляды и время от времени корчил рожицы, пытаясь втолковать, что мы здесь за другим. Но вступить в разговор он не осмеливался, правильно сообразив, что его выступлений не ждут.
– Скажите, Анна, – начал я издалека, – почему вы не бываете в этом клубе? Ведь управляющий ваш близкий друг?
Ее явно смутил мой вопрос, и она потуже завязала на шее шелковый шарф, заброшенный на спину.
– У меня нет необходимости там бывать: я умирать не собираюсь. Я не люблю даже мыслей о смерти, хочу долго жить. А этот клуб, по-моему, – довольно глупая затея. Разве можно ускорить или замедлить ход смерти? Мы не должны искать ее. Она все равно нас сама отыщет.
– Все не совсем так, – возразил я. – Вот взять хотя бы спектакли, которые там проходят каждый вечер. Люди отвыкли ходить в театр. А здесь… Здесь представления идут на «бис».
– Ну, разве что ваш спектакль был более-менее…
И она замолкла на полуслове, бросив на меня испуганный взгляд. А я сделал вид, что ничего не понял, и так же мило продолжал:
– Да, наш спектакль действительно здорово был придуман. Все просто и красиво. Вот только финал…
– Да, да, – поспешно поддержала она меня, – мне рассказывал Игорь. Это ужасное убийство. Кто мог подумать, что такое случится?
– Вот вы, например, видели наш спектакль, – невозмутимо продолжал я, – вам он понравился. Но зачем вы так рано покинули зал?
– Я??? – Она слишком притворно удивилась. – Ну что вы, Ник! Я в этом клубе сегодня вообще впервые. Игорю не нравится, что я сюда зашла. Он вообще считает, что я не должна бывать в таком мрачном месте, нагоняющем такую тоску… Я люблю веселье, красивую музыку, смех… А про ваш спектакль мне Игорь рассказывал. Ему он очень понравился. Если бы не это страшное преступление…
Выкручивается. Но довольно неумело. Видимо, ей ложь от природы противопоказана. И я, следуя методу Вано, вдруг резко произнес:
– Но, Анна! Я вас, определенно, видел в тот вечер! Эти же жгучие черные волосы. Эта маленькая родинка…
– Вы ошибаетесь, Ник. – В ее голосе послышались металлические нотки. – Я повторяю: в этом клубе я сегодня впервые. А женщин с такими черными волосами миллион. Впрочем, как и блондинок. Вы ошиблись, Ник. И я могу это запросто доказать. В чем я была в тот вечер одета? – И она в упор посмотрела на меня.
Этого я не знал, как не знал и Вано, потому что фактически никого не видел. Поэтому я рискнул сказать наобум:
– Вы были в этом же прекрасном костюме. Кстати, вам к лицу мужские вещи. А такие костюмы идут далеко не каждой женщине.
– Спасибо, – вновь улыбнулась она глазами, и напряжение исчезло с ее лица. – Но вы ошибаетесь, Ник. Этот костюм я купила лишь сегодня утром и пришла в клуб похвастаться перед Игорем. Но он разозлился. Он привык, что мы встречаемся совсем в других местах. Этот клуб, он считает, служит не для развлечений. Для него это работа, довольно трудная и не всегда благодарная. Он очень не любит, когда его работе мешают. Хотя, я не спорю, в моем гардеробе много клешеных брюк – мне нравится этот стиль. Но такого густо-синего у меня еще не было. Вы заблуждаетесь, Ник. Вы, наверно, перепутали меня с другой женщиной. Мне очень жаль.
Мне тоже было очень жаль. Она явно лгала. Но у меня не было доказательств ее обмана. К тому же я почему-то не испытывал к этой женщине истинной ненависти. Даже наоборот: она побуждала меня к совсем другим чувствам. И я злился на себя, потому что не сомневался, что она была в тот вечер в «КОСА». И, возможно, именно она убила Стаса. И, возможно, именно из-за нее мой самый любимый и самый близкий человек сидит в тюрьме. Поэтому я изо всех сил пытался ненавидеть, но это получалось плохо. Тогда я решил сделать совсем неожиданный ход, опять же следуя примеру моего друга Вано – любителя подобных сюрпризов.
– Анна, мне о вас рассказывал Стас Борщевский. Он любил вас…
Мои слова имели эффект разорвавшейся бомбы: Анна застыла на месте, как египетская пирамида, а Вано от удивления даже подпрыгнул и во все свои бычьи глаза уставился на меня. Я же, удовлетворенный увиденным, понял, что удар попал в цель.
– Что вы такое говорите?! – прохрипела девушка, словно у нее от простуды пропал голос. – Что вы такое говорите?! Как вы смеете?! Да, если хотите знать… Да я вообще впервые слышу эту фамилию! Вы не смеете! Вы не смеете…