Смешарики. Моя прелесть и другие истории
Шрифт:
Моя прелесть
По весне, с наступлением тепла, Совунья достала из шкафов ворох пыльной одежды и теперь развешивала её на улице. Бараш сидел рядом, на крыльце, откуда открывался прекрасный вид. Зелёная трава, цветочки, бабочки. И Нюша! Она растянулась на лужайке невдалеке и принимала солнечные ванны. Поэт вздохнул и задумчиво произнёс:
– Интересно,
– О, ещё как! – кивнула Совунья. Она посмотрела на Бараша сквозь дыру в панталонах и передумала их вешать. – Прежде чем что-нибудь съесть, обязательно надо понюхать. А вдруг уже испортилось!
– Да я про другое, – махнул рукой Бараш и с нежностью посмотрел на Нюшу. – Вот иногда смотришь на кого-то… ничего особенного на глаз, и на слух ничего особенного, а вот всё-таки что-то есть.
Нюше тем временем наскучило лежать без дела. Она нашла большую лужу и принялась радостно в ней плескаться. Бараш мечтательно улыбнулся.
– Что-то невидимое! – протянул он. – Может, на нюх? Может, запах какой-то неуловимый манит.
– У кого… запах? – Совунья с подозрением обнюхала своё пальто.
Бараш грустно покачал головой:
– Да у всех. Только у кого-то манит, а у кого-то не манит.
– А-а-а! – понимающе воскликнула Совунья. Она подскочила к Барашу и загадочно прошептала: – Ты про «Мою прелесть», что ли?
– Про какую ещё прелесть? – заинтересовался Бараш.
Совунья поспешно вернулась в дом и принялась рыться в старом сундуке. Бараш робко зашёл следом. На самом дне сундука обнаружился синий флакон. Совунья любовно прижала его к груди, вытащила пробку и принюхалась.
– О-о-о… «Моя прелесть»! Самый упоительный, самый манящий запах во Вселенной! – восторженно произнесла она. – Стоит только капельку брызнуть, как все на тебя лезут, словно сумасшедшие.
Совунья снова припала носом к пузырьку и вдруг с блаженной улыбкой растянулась на полу!
Бараш обошёл Совунью по кругу, забрал флакон с духами и понюхал. И тут у него родилась идея.
Поэт вышел на тропинку к домику Нюши, открыл флакон и брызнул немного себе на шею. Потом ещё немного. Потом подумал и вылил все духи себе на голову. Чтобы уж наверняка! Зажмурился и начал ждать.
– Интересно, на каком расстоянии это начинает приманивать? – задумчиво прошептал он.
Вдруг послышался чей-то топот. Бараш открыл глаза и увидел… что на него с выпученными глазами несётся Копатыч!
– О! Кажется, началось… – пробормотал Бараш. – Э, спокойно! – Он выставил перед собой руки. – Я сказал: спокойно! – Но Копатыч и не думал останавливаться, и тогда Бараш бросился прочь, в ужасе крича: – Помогите! Кто-нибудь!
На пути поэта оказался домик Копатыча. Бараш влетел внутрь и забился в угол, дрожа от страха. Копатыч ворвался вслед за ним и направился прямо… к плите, на которой вовсю дымился чайник.
Медведь выключил плиту и только тогда перевёл дух.
– Фух!.. – Он развернулся и заметил в углу Бараша. Поэт смотрел на него широко распахнутыми испуганными глазами.
– Пошёл в лес и забыл чайник выключить, – объяснил Копатыч. – Чуть пожар не устроил!.. – Медведь вдруг принюхался и поморщился. – А что за гадостью пахнет?
Копатыч принялся обнюхивать всё вокруг в поисках источника неприятного запаха. Потом подошёл к Барашу и отшатнулся.
– Ох! – Копатыч тут же зажал себе нос. – Бараш, извини меня за прямоту, но… кажется, этот странный запах идёт от тебя…
Пришлось поэту рассказать Копатычу про духи Совуньи. И медведю очень захотелось как-то поддержать друга. Копатыч предусмотрительно натянул на себя противогаз, чтобы не чувствовать… аромат, и привёл Бараша к морю. Они уселись на пригорке. Поэт грустно смотрел на горизонт. По небу плыли розовые закатные облака.
– Да ты не расстраивайся! – Копатыч хлопнул Бараша по плечу. – Просто, может, на меня эта «Моя прелесть» не действует. У меня ж этот… – Он хохотнул. – Насморк! А другие – только раз нюхнут и… делай с ними, что хошь! Хотя, зачем тебе это? Тебя и так все любят!
– Все, да не все, – вздохнул Бараш.
Морские волны тихо шуршали о берег. По кромке прибоя шла Нюша. Вдруг она заметила Бараша с Копатычем и направилась в их сторону.
– О! – воскликнул медведь. – Кажется, на Нюшу подействовало!
Бараш, не веря своим глазам, заморгал и стал себя обнюхивать – не выветрился ли запах? Копатыч похлопал его по плечу и сказал:
– Можешь не принюхиваться. Амбре такое стоит, аж глаза щиплет!
Бараш вскочил, улыбнулся так широко, что заболели щёки, и принял торжественную позу в ожидании Нюши.
– Спокойно… – подбадривал его Копатыч. – Если она на тебя кинется, можешь спрятаться за меня.
– Не вмешивайся! – процедил Бараш сквозь зубы, продолжая улыбаться. – Я сам разберусь.
Наконец Нюша добралась до вершины холма.
– Слушайте, а вы не видели моё… – начала она, но вдруг осеклась… и зажала нос. – Чем это так пахнет?! Копатыч, ты чем огород удобряешь?
Медведь тут же отодвинулся от Бараша и замотал головой:
– Эй-эй, это не от меня!
Нюша принюхалась к поэту.
– Точно! – воскликнула она и в ужасе уставилась на него. – Бараш, тебя во что макнули?
Тот затрясся от возмущения.
– Ну, знаете ли… ну, знаете ли… Вы ничего не понимаете! – в отчаянии выпалил Бараш. – Ни в запахах, ни в чувствах! Вы плохо чувствуете и плохо чуете! И вообще всё это плохо пахнет! В духовном смысле!
С этими словами Бараш развернулся и в слезах убежал прочь.
– Что это с ним? – удивлённо спросила Нюша и с облегчением поняла, что снова может нормально дышать.