Смешенье
Шрифт:
На лицах собеседников проступило облегчение – они поняли, что не придётся огорошивать Элизу этой новостью.
– Так вы знаете, что в Лионе все расчёты производятся через книги. Человек сидит за конторкой и пишет: «Синьор Каппони должен мне десять тысяч экю с солнцем» – к слову, это платёжное средство имеет хождение лишь в Лионе – и считает, что ссыпал монеты к себе в сундук. На следующей ярмарке у него возникает необходимость перечислить синьору Каппони пятнадцать тысяч экю. Он вычёркивает строку в книге, а синьор Каппони записывает
– Но должны же какие-то деньги переходить из рук в руки! – воскликнул четырнадцатилетний Авраам, у которого такая дикость не укладывалась в голове.
– Да, очень немного, – сказал Яков Голд, – причем лишь после того, как исчерпаны все способы рассчитаться на бумаге путём многосторонних трансферов между разными банковскими домами.
– А не проще ли рассчитываться деньгами? – упорствовал Авраам.
– Возможно – если бы у них были деньги! – Элиза сказала это в шутку, но слушатели на мгновение застыли.
– Почему у них нет денег? – спросил Авраам.
– Разные люди отвечают по-разному. Большинство – что деньги не нужны, потому что система работает идеально. Другие объясняют, что звонкую монету, как только она появляется, вывозят в Женеву.
– Зачем?
– В Женеве есть банк, который в обмен на звонкую монету выпишет вам переводной вексель, подлежащий оплате в Амстердаме.
Глаза у Авраама сверкнули.
– Так мы не одни гадаем, как обратить в деньги полученную в Лионе прибыль!
– Ещё бы! Этот вопрос заботит всех иностранных коммерсантов в Лионе, не готовых поверить, будто запись в книге ничем не хуже чистогана, – сказал Самуил.
– Да кто ж вообще в такое поверит? – спросил Авраам. Якоб Голд ответил:
– Тот, кто здесь давно и кого эта система исправно кормит.
Элиза кивнула.
– Она работает лишь потому, что эти люди прекрасно друг друга знают. Их такое устраивает. Однако мы, чужаки, не можем войти в Депозит, как зовётся здешняя система расчётов.
Яков Голд добавил:
– Она устраивает тех, у кого здесь дома, земли, слуги. Они проворачивают огромные сделки и живут, ни о чём не заботясь. Недостаток денег сказывается, только когда возникает потребность извлечь капитал и переехать в другое место. Однако если такая потребность у вас возникла…
– Значит, вы не живёте в Лионе и не входите в Депозит, – подхватила Элиза.
– Мы можем кружить на месте весь день, как уроборос, – сказал Самуил, хлопая в ладоши, – но факт в том, что мы здесь и хотим закупить лес для короля. У нас нет денег, зато есть кредит у мсье Кастана, у которого, в свою очередь, есть кредит, потому что он живёт здесь и входит в Депозит.
– Спасибо, Самуил, – проговорила Элиза. – Вы правы: мсье Кастану верят. Если другой член Депозита запишет в книге: «Мсье Кастан должен мне столько-то экю», для него это всё равно, что золото. А нам нужно обратить «золото» в поставку леса в Нант.
– Благодаря господину Вахсманну, –
– Нужен член Депозита, готовый записать в своей книге, что король должен ему эти деньги, – сказала Элиза.
– Однако деньги не попадут в руки того, кто продает нам лес, если только он не входит в Депозит, а я не думаю, что лесорубов туда принимают, – подытожил Самуил.
– А мы не получаем прибыли, – напомнил бдительный Авраам. Элиза ущипнула его за нос, чтобы помолчал, и сказала:
– Верно, однако, воск, шёлк и другие товары продаются здесь в огромных количествах, так что должны существовать какие-то ходы. И кому-то удаётся получить прибыль в звонкой монете, раз её тайком вывозят в Женеву.
Призвали господина Вахсманна – уроженца Померании, плотного, седого, лет шестидесяти с лишком. Собравшиеся изложили ему свои затруднения и спросили, как же он продаёт товар, если не входит в Депозит. Вахсманн ответил, что имеет договорённость с крупным лионским дельцом, у которого держит текущий счёт, когда баланс этого счёта положительный, господин Вахсманн может приобрести, что ему нужно. То же самое, заверил он гостей, должно относиться к любому серьёзному лесоторговцу.
– План начинает вырисовываться, – сказал Самуил. – Мы находим лесоторговца, уславливаемся о цене в экю с солнцем, не заботясь о том, что это чисто воображаемая валюта, потом передаём дело участникам Депозита, и пусть они проводят взаиморасчёты по книгам. Мы получаем лес. Но как нам при этом извлечь прибыль?
Господин Вахсманн пожал плечами, будто не задумывается о таких пустяках; однако по обстановке дома было видно, что доходы он получает, и немалые.
– Если хотите, можете перевести прибыль на мой счёт, мы вложим её в последующие операции с Депозитом, и со временем она обратится во что-нибудь материальное, скажем, в бочонки с мёдом, которые вы сможете продать за золото в Амстердаме.
– Вот так люди приезжают в Лион и остаются здесь навсегда, – пробормотал Яков Голд, соединив в одной реплике сомнения амстердамца в разумности лионской системы с презрением парижанина к провинции.
Господин Вахсманн снова пожал плечами и обвёл взглядом свои хоромы.
– Бывает и хуже. Знаете, какая погода в Штеттине в это время года?
– Что, если получить прибыль в звонкой монете и обменять её в Женеве на переводные векселя? – спросил Авраам. – Куда быстрее, да и легче доставить в Амстердам, чем бочонки с мёдом.
– Металлических денег очень мало, а спрос на них очень велик, так что вам придётся уступить большой процент, – предупредил Вахсманн. – Если вас это не останавливает, то такими операциями занимается дом Хакльгеберов. Их представительство под вывеской Золотого Меркурия, наискосок через Меняльную площадь.