Смешилка — это я!
Шрифт:
— Не видел! И ни один из нас не увидит, — сказал я уверенно. — И самого Племянника вы не увидите!
— Разве это возможно? — продолжал сомневаться Покойник.
— Возможно!
— Разве Племянник исчез? Испарился?
От страха Покойник опять стал изъясняться вопросами.
— Когда вы войдете в дачу, она будет пуста, — сказал я. — Вы верите мне?
— Верим, — сказала Наташа.
— Бежим! — крикнул я.
И все опять побежали.
Если бы кто-нибудь в тот день наблюдал за нашими передвижениями со стороны, он бы решил, что происходит нечто весьма странное и подозрительное. Сперва
По пути к даче мы несколько раз отдыхали. Каждый по-своему. Покойник сразу бухался на пень или на скамейку и дышал всеми частями своего тела: носом, ртом, животом и плечами. Принц Датский ходил, по-спортивному высоко поднимая ноги, вскидывая и опуская руки, глубоко и ровно дыша. Глеб начинал прогуливаться где-нибудь подальше от меня: он избегал моих глаз и вопросов. Он хотел, чтобы я позабыл о его существовании. И о расследовании, которое все еще не было закончено — у меня не хватало времени. Внезапно он поворачивал голову — за деревьями и за кустами его настигали мои мучительные сомнения: «Зачем ты, Глеб, это сделал? Зачем?!» Миронова, с трудом переводя дыхание, все же поднимала руку и спрашивала: «Надо отдыхать?» — давая понять, что, если потребуется, если будет отдано распоряжение, она тут же без остановки помчится дальше.
Но в общем-то у всех вид был потный, взъерошенный. Даже я еле заметным движением стирал со лба капли усталости. И только Наташе усталость была к лицу. Лишь по легкому, едва проступившему румянцу да по блеску больших серых глаз, которые меня ослепляли, можно было догадаться, что она утомлена. Я был уверен, что не существует в жизни таких ситуаций, которые бы застали Наташу врасплох и могли бы ей повредить. Все ей было к лицу, и от этого мне становилось страшно…
Когда показалась старая дача, которая вовсе не была старой, мои друзья решили вновь отдохнуть. Они боялись к ней приближаться. Да, острая наблюдательность подсказала мне, что они робели.
Глеб всегда чуть-чуть пригибался и любил изучать землю у себя под ногами. Раньше это было от скромности, а в тот день, как я уже говорил, он боялся встретиться взглядом со мной. Со мной, который многое понял, многое знал о нем, но кое-что еще недорасследовал… Однако на последнем привале Глеб подошел и сказал:
— Ты не знаешь Григория… Его все тут… как огня! Он ведь сидел… за драку… Сидел!
— И еще посидит! — сказал я.
— Где?
— Не там, где раньше, но посидит. Пока это тайна.
Остальные молча переминались с ноги на ногу, но глаза их старались остановить, удержать меня. «Умный в дачу не пойдет, умный дачу обойдет!» — говорили взгляды друзей. И хотя я в тот день убедился, как права народная мудрость, но на сей раз она меня не устраивала. Я вступал с ней в конфликт.
Наконец Принц Датский не выдержал и воскликнул:
— Ты смелый, Алик! Ты самый смелый из нас!
Он уважал чужую отвагу.
— Я знаю, что мои стихи не приносят никому особенной радости, — сказал он. — Но я никак не могу отвыкнуть…
— От чего?
— Высказывать свои чувства в стихах.
— Почему ты об этом заговорил?
— Потому что мне пришли на ум кое-какие строки. Пока мы бежали. Отойдем на минуту. И я прочту. Тебе одному! Хочешь?
Я понял, что ничего плохого Принц обо мне сочинить не мог. Поэтому мне захотелось, чтобы Наташа тоже услышала строчки, которые пришли Принцу на ум. Это ведь так приятно, когда тебя хвалят в присутствии любимого существа. Я как бы по просьбе Принца отошел в сторону. Но в ту, где стояла Наташа. И сказал:
— Прочитай! Необязательно мне одному. И необязательно тихо. Зачем же наступать на горло собственной песне?
Понял я: не речи, не отметки Остаются в памяти навек. В этот день ты доказал нам, Деткин, Что делами славен человек! Чтоб хвалу могли воздать мы смелости, Ты вернись в сохранности и целости!Но и сам Принц Датский никогда не был трусом. Он предложил:
— Хочешь, я пойду с тобой?
— И я пойду, — сказала Наташа.
В ее фразе было только три слова. И в двух из них было всего по одной букве. Всего по одной! Но слова эти обожгли меня (в положительном смысле!).
Я не собирался, подобно Покойнику, говорить, что мечтаю погибнуть. Наоборот, после трех Наташиных слов мне захотелось продолжить свое существование, как никогда раньше! Но и как никогда раньше, я готов был рисковать собой во имя высокой цели: спасти ее маму. И всех наших мам! Папы, мне казалось, меньше нуждались в спасении.
На том последнем привале я понял, что любовь способна вдохновить человека на многое.
— Мне понятно ваше желание разделить со мной трудности, — сказал я. — Поверьте: мне очень не хочется наступать на горло вашей песне! И народная мудрость гласит: «Один в поле не воин!»
Тут я подумал, что уже второй раз за какие-нибудь пять минут вступаю в конфликт со старой народной мудростью. «Наверно, ни одна мудрость не годится на все случаи жизни!» — решил я. В тот день мысли и обобщения буквально одолевали меня.
— В данном случае, — сказал я, — совершенно необходимо, чтобы воин был в поле один. Но вы все время будете рядом со мной! — Я взглянул на Наташу. — Ну а если я не вернусь…
— «Ты вернись в сохранности и целости!» — сам себя процитировал Принц.
— Постараюсь, — ответил я.
— Ты уходишь? — с тоской сказала Миронова: она боялась остаться без руководства. Все-таки командиром был я!
— Что ты задумал? — спросила Наташа.
— Я открою вам путь к телефону! Я устраню Племянника!
— В каком смысле? Физически?! — испуганно прошептал Покойник.
— В каком смысле?.. В том смысле, в каком надо!
— Устранишь? — растерянно сказал Глеб. — Но ведь это… он, знаешь… Его все тут… как огня!