Смирительная рубашка
Шрифт:
– И ты?
Вепрь мотнул крутолобой головой.
– Обо мне речь не идет. Я хотел выручить тебя... Так вот, сейчас там в сто раз хуже.
– Но тогда что-то надо делать... Нельзя же так просто...
Не видел я раньше Вепря таким мрачным.
– Надо делать...
– повторил он мои слова с иронией.
– А ты, оказывается, умник, Тур! Мы дураки, а ты умник! Думаешь, не делаем?
– ирония уступила место горечи.
– Наука, Тур, не всесильна... Она в плену у ограниченного круга представлений. Природа сыграла не по правилам, и мы оказались не
– Но что все-таки случилось? Или не пойму?
– Я и сам не понимаю, - признался Вепрь.
– Конечно, как панцериолог, специалист по оболочкам Земного шара, я разбираюсь в ситуации лучше, чем ты, но не настолько, чтобы понять причину происходящего.
– Расскажи все, что знаешь, - потребовал я.
– Атмосфера содержит ряд оболочек, например, озоновый слой, защищающий Землю от ультрафиолета... Мы обнаружили только что возникшую, не известную ранее, вентильную оболочку.
– Странное название!
– Эта оболочка и в самом деле ведет себя как вентиль: свободно пропускает солнечную энергию внутрь и задерживает значительную часть энергии, отраженной поверхностью Земли.
– И в результате возникает парниковый эффект?
– догадался я.
– Вот именно, - подтвердил Вепрь.
– Но он не связан с избытком углекислого газа в атмосфере, природа этой новой разновидности парникового эффекта загадочна, мы пытаемся ее понять и предотвратить катастрофу, но пока безрезультатно...
Назавтра я застал Милену - всегда сдержанную, покрытую в моих глазах романтическим флером таинственности - рыдающей.
– Мне страшно. Тур... У меня там мама и брат... Посмотрите, что делается...
Она отстранилась, из-за ее плеча брызнул сноп света, образовав панораму опустевшего города. Ветви деревьев в скверах почернели, словно обуглившись. Там, где еще недавно была тронутая первыми заморозками трава, виднелась бурая, запекшаяся корка. Перед глазами плыли закопченные крыши домов, пересохшее русло реки. В нескольких местах клубились дымы, похожие на грозовые тучи. Сквозь них пробивались багровые языки пламени.
Я несмело провел рукой по волосам Милены.
– Полно, не плачьте! Смотрите: вон ползет мобиль. Значит, жизнь продолжается!
– Да... да... действительно, но на сколько их еще хватит? Как бы я хотела быть с ними!
– Здесь вы нужнее...
– Нужнее? Ах, если бы...
– Вторые сутки молчит Центр, - озабоченно сказал подошедший Петрус.
– А как же другие орбитальные станции? Их более трехсот, верно?
– спросил я.
– Триста семьдесят две. С ними автоматически поддерживается циркулярная связь через транспондеры. Можешь просмотреть экспресс-сводки за последние часы - ничего утешительного. Как и мы, тревожатся, недоумевают. Но тоже пока не придумали ничего путного.
– Значит, надеяться больше не на что?
– ужаснулся я.
– Миллион лет истории и все, конец! Так буднично... Было человечество, и нет его?!
– Апокалипсис...
– прошептала Милена, утирая слезы.
– Кончайте хныкать!
–
Утром я увидел немыслимое: Вепрь плакал! Если застать в слезах Милену было для меня потрясением, то теперь я просто не мог поверить глазам.
Он сидел за пультом и, казалось, сосредоточенно всматривался в индикаторы. Я подошел к нему со спины, хотел заговорить, но перед этим машинально бросил взгляд на дисплей. Экран был погашен. В нем, как в тусклом зеркале, виднелось лицо Вепря с бороздками слез.
– Что тебе надо?
– взвился он, увидев в стекле мое отражение.
– Чего ты от меня ждешь? По-твоему, я Бог? Хватит с меня! Пусть все катится к дьяволу.
Я смотрел на него с изумлением: передо мной был незнакомец - истеричный, недобрый...
– Ты ли это. Вепрь? Возьми себя в руки, думай!
Он пришел в исступление. Глаза его мгновенно высохли, источали злобный блеск.
– Тьфу на тебя!
– Ни намека на шутку не было теперь в этой, обычно шутливой, фразе.
– Свалился на мою голову! Давно ли распускал нюни: "Почему я не гений? Уже тридцать, а ничего не сделано..." Вот и делай. Делай, давай!
До чего же мне стало обидно! Но во много раз горше этой горькой обиды было чувство непоправимости происходящего между нами... Я не знал, что сказать, и для меня стал неожиданностью мой собственный голос, прозвучавший как бы со стороны, извне моего сознания. Голос был ясный, твердый. Мой и одновременно не мой голос:
– А вот и сделаю!
И тотчас я с ужасом подумал, что поступил как последний идиот, пообещав невозможное. А Вепрь, казалось, почувствовал облегчение, словно мои необдуманные слова сняли с него бремя ответственности.
Так оно и было! Вепрь, чьему бесстрашию я завидовал, мой друг и кумир, мужественный Вепрь, Вепрь-забияка, в которого влюблялись все наши девчонки, с этой минуты перестал существовать.
Рассчитывать я мог только на Милену, - хрупкую, изящную женщину с гордой осанкой римлянки, независимым характером и ранимой душой. Через ее руки проходила информация, воспринимаемая множеством датчиков и транспондеров.
Третий член экипажа, молчаливый и неприметный Петрус, четкостью выверенных движений напоминавший робота, был типичным исполнителем. Все, что касалось транспондеров, процессоров, кросс-автоматов и прочей техники, он знал в совершенстве. Я мог быть спокоен за надежность аппаратуры, но на роль генератора идей Петрус явно не годился.
Ни Вепрь, ни Милена, ни даже тысяча высококлассных специалистов, будь они вместе с нами, не смогли бы осмыслить многие квинтиллионы байт информации, оседающей в компьютерной памяти. Проанализировать ее, обобщить, сгруппировать, представить в виде, доступном для человеческого восприятия, - задача компьютеров. Но критерии, по которым обрабатывалась информация, задал Вепрь! И это критерии, подсказанные опытом, знаниями, талантом, интуицией панцериолога!
Что я мог противопоставить профессиональному мастерству Вепря? Непредвзятость дилетанта? А может, свое собственное мастерство - знатока мертвых языков?