Смоленское направление. Кн. 3
Шрифт:
— У меня есть идея, — обратился я к присутствующим, — насколько я помню, замок построен на холме, где стоял древний идол?
— Да, это так, — подтвердил Штауфен, — прямо по центру внутреннего дворика, где лежит самая здоровая плита. Когда ровняли землю, мы на неё наткнулись и от неё клали брусчатку.
— Следовательно, лучшего сокрального места нам не найти. А если во время церемонии будет присутствовать христианская реликвия из Константинополя, то ни один поп не посмеет пикнуть, не то, что усомниться в легитимности таинства обряда. Для тебя, Трюггви, скажу одно, не у каждого герцога на свадьбе был гвоздь из Креста Господа, да и наврятли у кого ещё будет.
— Согласен
— Гюнтер, эта реликвия принадлежит Смоленску. После свадьбы, я отвезу её Ермогену. Ты позволишь самолвинцам прикоснуться к ней, поднимишь свой авторитет в христианском мире, как выкупивший её у каких-то разбойников и заработаешь уважение Православной церкви, поскольку этот дар будет от тебя.
Идея Штауфену понравилась. Оставался единственный неразрешённый момент во всём мероприятии, как то: — кто будет вести обряд бракосочетания? Этот вопрос я взял на себя, тем более что соответствующая церемониальная одежда была приготовлена, в Самолве я слыл человеком уважаемым, как-никак дядя княжны, да и выбирать особо не из кого. Торжество назначали на пятницу.
С рассветом в замке началось шевеление, переросшее к обеду в настоящую беготню. В центре внутреннего дворика возвели деревянный помост, девушки украшали его цветными лентами, а Нюра, забрав с собой Гунндис, подгоняла ей свадебное платье. В это время, в башне донжона, Трюггви примерял парадный мундир чёрного цвета, закрытый, двубортный, с отрезным лифом, застегивающийся левым бортом на шесть позолоченных пуговиц. Мундир имел стоячий воротник, пристежной лацкан с гербом на груди и два клапана с пуговицами внизу спинки; левый борт мундира и края клапанов имели белый кант; воротник, пристежной лацкан, обшлага и канты — из красного сукна. На воротнике и обшлагах позолоченное шитье в виде лавровых листьев. Брюки были заправлены в начищенные хромовые сапоги со шпорами, а на витом жёлтом ремне, нелепо покачивался палаш, который Трюггви старался подтянуть повыше к поясу.
— Ну как? — Спросил я у жениха.
— Одежда красивая, материя превосходна, но чего-то не хватает. Что именно, никак не пойму.
— Головного убора нет.
— Чего? — Пререспросил меня Трюггви.
— К мундиру фуражка прилагается. Это такая шапка с козырьком, наподобие той, какую Пахом Ильич носит.
— Ни разу не видел. Может, мне шлем надеть?
— Вариант. В сундуке есть, давай попробуем.
Латунная сфера, покрытая чёрным лаком с козырьком и наборным затыльником, была снабжена белым мельхиоровым прибором, что эффектно сочеталось с мундиром. Султан из перьев добавил нарядности, а сам Трюггви сиял от удовольствия как начищенный самовар. Датчанин присел, вытянул вперёд руки, затем вновь поднялся и свёл ладони в замок, за спиной. Сукно не треснуло и не расползлось по швам, только ножны палаша бряцнули о пол.
— Ну, хватит красоваться, — сам себе сказал Трюггви, — пора в усадьбу наведаться.
В пятницу, с рассветом в Самолву стали съезжаться старосты близлежащих деревень. Говорили о предстоящей свадьбе и хвастались друг перед дружкой, кто, что привёз в подарок. Из Чудской Рудницы и Заходов пригнали пяток дойных коз с коровой, из Замошья — разделанные туши семи кабанчиков, из Гоголяк и Козлово — живых гусей в клетках. Вотчина Воинота одарила мёдом, а Фёдор Лопухин из Луг, привёз три десятка лисьих шкур, подвязанных к шесту как знамя. Подарков было такое множество, что Захар заполнил ими весь свой двор, потеснив бочки с солёной рыбой и пивом, сложенные
К полудню, после удара колокола, началось шествие. Тройка рыцарей появилась на окраине Самолвы со стороны Немецкой слободы, возвестив о своём прибытие протяжным звуком рога. За ними следовал Трюггви в окружении свиты с развевающимися флагами. Минуя площадь, кортеж жениха двинулся по направлению к замку, а за всадниками, стали пристраиваться самолвинцы. Перед мостом через ров, кортеж остановил мальчишка, натянув верёвку через дорогу. С заметно выступающими из-под вязаной, подвёрнутой в накат, по краю шапки ушами, он как заправский стражник выставил перед собой левую руку, держа во второй короткое копьё.
— Проезд закрыт! — Возвестил Ваня Лопухин.
— Это как так закрыт? — Возмутился Астрид.
— Звонкая монета или интересный рассказ откроют дорогу. Иначе — никак.
Астрид попытался вспомнить какую-нибудь интересную историю, но кроме пошлых баек, в голову ничего не лезло. Жених уже приближался, времени оставалось всё меньше, и сопровождаемая возгласом 'Эх!', в сторону Вани полетела серебряная монетка.
— Щедрым гостям всегда рады, — верёвка упала на мостовую, — Добро пожаловать!
Кортеж двинулся дальше, переехав мост, миновали украшенные разноцветными флагами ворота, и вскоре остановился на внутреннем дворике возле башни донжона. Здесь, спешившегося Трюггви встретили чета Штауфенов и будущая тёща.
Гюнтер, облачённый в роскошную парчовую мантию, подбитую белоснежным мехом горностая, восседал на обитом красным бархатом с золочёными ножками и подлокотниками троне. Рядом с ним, на троне поменьше, но не менее красивом и богатом, размещалась Нюра, в порфире, украшенной стразами и речным жемчугом. Наряд княжны представлял собой длинный плащ из тёмно-красного шёлка с песцовым мехом, обволакивающим шею, рукава и с отороченным им же низом. Справа от князя на пуфике сидела Элки.
— Что привело тебя, барон Трюггви в мой замок? — Спросил Гюнтер.
— Дошла до меня весть, мой князь, что в твоём доме гостит прекрасная Гунндис из Сконе. Несколько лет назад, я обещал на ней жениться.
— Это так? Достопочтимая Элки.
Хозяйка Сконе кивнула головой в ответ на заданный Штауфеном вопрос и улыбнулась. Торжественное мероприятие ей нравилось, особенно размах, с которым оно проходило. Единственное, о чём она сожалела в этот момент, так это отсутствие родственников из Мальме. Вот бы они рты пораскрывали, глядя на то, как её дочка выходит замуж.
— Трюггви, — продолжил свою речь Гюнтер, — ты самый храбрый и самый сильный из моих рыцарей, а Гунндис, несомненно, одна из красивейших женщин на свете. Если ваши дети станут такими же, как их родители, то слава о них, разнесётся по всей земле. Благословляю тебя. Живите в любви. Да будет так!
Штауфены и Элки поднялись со своих мест, и по этому сигналу, из шатра, разбитого в углу дворика вышла Гунндис в сопровождении двух девочек, поддерживающих длинный шлейф невесты. Чёрное свадебное платье из драгоценного бархата, украшенное ниткой жемчуга, облегало фигуру Гунндис, блестя каждой складкой, как полированный срез антрацита. С каждым шагом, ткань перекатывалась волнами, создавая впечатление не идущей, а плывущей по водной глади женщины. Голова невесты была покрыта белоснежной фатой, зафиксированной серебряным обручем в виде изящной короны. Гунндис остановилась перед ступеньками помоста, дождалась Трюггви и вместе, рука об руку взошли на подиум по красной ковровой дорожке, где их поджидал дядя княжны, стоящий за небольшой трибуной, облачённый в белую мантию. Протяжный рёв рога заставил собравшуюся публику замолчать — началась церемония бракосочетания.