Смотритель. Книга 2. Железная бездна
Шрифт:
– Таков порядок, установленный Павлом, – сказал Ангел. – Со всеми Смотрителями при этом испытании – тяжком, не спорю – происходит одно и то же: возникает сильный эмоциональный вихрь, совершенно необходимый для сотворения нового пространства. Но не все впадают в такую истерику, как ты, Алекс… Веди себя прилично, твоя подруга от тебя в ужасе.
Это было правдой – но я был на таком взводе, что даже не задумался, кого Ангел имеет в виду – драматистов и мимов Оленьего Парка или их воплотившийся в женское тело спектакль, шагавший рядом. Впрочем, когда мы дошли до лаборатории, я уже взял себя в руки.
Ангел
Киж хотел, чтобы я его убил – не зря ведь первыми его словами, сказанными как бы спросонья, оказалась жалоба на муку жизни. Если он помнил происходившее при каждой прошлой ссылке, ему ведомы были и жизнь и смерть, и он, видимо, предпочитал смерть очередному северному путешествию. Сколько их у него уже было? Десять? Двадцать? Его ведь пару раз убили на месте…
– Это сделали Смотрители, предпочитавшие мальчиков, – сказал Ангел. – Их не связывало данное Павлом слово. К тому же Киж как-то совсем уж по-казарменному обошелся с их любимцами – в однополой любви он, как требует славянская традиция, презрителен и жесток. Но тебя слово Павла связывает. Не окажись первым Смотрителем, кто его нарушит.
Я криво улыбнулся.
– Нет… Теперь я понимаю. Хитро задумано, господин полковник… Но не пройдет. Ты у меня попляшешь…
– Вот это уже лучше, – сказал Ангел. – Всегда в первую очередь помни о своем долге.
Он исчез, оставив меня вдвоем с Юкой, шедшей в нескольких шагах позади. Бедняжка опасалась, видимо, что я задену ее фалькатой.
Но я уже перестал ею размахивать – теперь моя злоба не бурлила, как лава извергающегося вулкана, а клокотала под крышкой сдерживающей ее воли, словно на медленном огне – не расплескиваясь, но и не утихая. Я мог только дивиться мастерству, с каким Ангел привел меня в это инженерно выверенное состояние – причем к тому самому моменту, когда мы с Юкой вернулись в лабораторию.
Киж сидел за столом спиной к двери – и закусывал. Перед ним стоял поднос с жарким, графин вина и бокал. Здесь же была и горничная – она сидела напротив Кижа и слушала его рассказ. Когда я появился в дверях с фалькатой в руке, она подняла на меня круглые от ужаса глаза, – но Киж, занятый жарким, ничего не заметил.
– Самая красивая была у Антона Второго, – говорил он, жадно уплетая мясо. – Он потому что сам скульптор был, классического разумения человек. Он ее из греческой статуи приспособил. Знаешь, безрукая такая. Только себе, конечно, с руками, все как положено. Она хоть в теле была. Я два раза успел, пока он за стражей бегал. А нынешние… Ни подержаться, ни ущипнуть. Как на пустой телеге ехать – только синяки набьешь. Последние сто лет вообще безмясые, одна видимость.
Меня поразило, что Киж успел переодеться – теперь на нем был перелатанный ватный балахон с красным ромбом на спине, а на голове – дурацкая облезлая шапка с задранными вверх ушами.
– Кто это? – спросила Юка.
Киж обернулся. Я ожидал, что он хотя бы поглядит на Юку, но он даже не обратил на нее внимания, словно она была предметом меблировки. Почему-то это оскорбило меня сильнее всего, и моя рука с фалькатой сама прыгнула вверх.
– Алекс! – крикнула Юка. – Прошу тебя!
Но я уже справился с собой. Направив подрагивающий стальной клинок в нишу, откуда совсем недавно вылупился мой жуткий гость, я собрал весь свой гнев, всю бушующую во мне ненависть, все свое оскорбленное и растоптанное достоинство – и, взмыв на их обжигающей волне над временем и пространством, закричал:
– В Сиб-и-и-ирь! Пешко-о-о-м! Шагом а-а-арш!
И опять мне почудилось, будто эти слова исторг из себя не я, а овладевший мною дух великого императора, привычного не только к тишине алхимической лаборатории, но и к грохоту солдатских сапог.
Вслед за этим произошло нечто невообразимое – и совершенно мне прежде незнакомое.
Мне показалось, что я – камень в плотине. Сзади была бесконечная толща Флюида, давившего мне в спину. А единственная щель, сквозь которую Флюид мог вырваться на свободу, осталась на острие моей фалькаты.
С нее как бы ударил луч, проколовший наш мир – и создавший за ним какой-то быстро вытягивающийся мешок, где, как по волшебству, появились снега, избенки, остроги, реки, мосты и лошадки с присланных мне рисунков. А потом я увидел быстро перебирающую руками и ногами фигурку Кижа, падающую прямо на них.
Он шлепнулся в снег, встал, отряхнулся – и увернулся от вонзившейся рядом фалькаты (сотрясение Флюида вырвало ее из моей руки). Затем он поймал упавший на него мешок, следом – свой свернутый мундир и, наконец, ловко подхватил поднос с вином и остатками жаркого, причем стоящий на подносе графин даже не опрокинулся.
Секунду или две созданный мной снежный мир сверкал передо мной ярко и широко, обдавая меня свежим морозом и неожиданным солнцем. А потом пуповина, соединявшая меня с длинным рыбьим пузырем нового измерения, лопнула, Сибирь исчезла, и на ее месте опять появилась ниша с торчащими из кирпичей крючьями.
Никаких следов Кижа в комнате не осталось.
– Что это было? – спросила Юка.
– Пустяки, – сказал я. – Служебные вопросы. Идем, дорогая.
Она недоверчиво посмотрела на меня, но все же оперлась на предложенную мной руку. Мы подошли к дверям, и тут меня позвала оставшаяся в лаборатории горничная:
– Ваше Безличество… А куда вот это?
Я увидел на ее ладони серебряную монету, которую прежде показал мне Киж. Только что вызванная сила до сих пор переполняла меня – и я, словно под лупой, издалека увидел во всех подробностях выбитый в серебре павловский крест и слова:
Eine Gl"uck
– Возьми себе, – сказал я. – За то, что все забудешь. За этот глюк нумизматы дадут тебе сто нынешних.
IV
Ангел лучился довольством. Он, несомненно, был счастлив – если применительно к ангелам это слово имеет смысл.
Что-то звякнуло на полу часовни.
В первый момент мне показалось, что это монета. Но передо мной был ключ. Совсем маленький, вроде часового.
– Что это? – спросил я, поднимая его.
– Ключ от часовни Кижа.
– Кижа?
– Да, – сказал Ангел. – Теперь, когда Киж в Сибири, у тебя есть туда доступ. Ты можешь вновь увидеть своего предка. Его часовня находится точно напротив церкви, где мы сейчас, в противоположном конце замка. Вход возле статуи Лаокоона.
Я понял, о какой статуе он говорит, – это был древний грек, сражающийся с огромными змеями.