Смотрящий по России
Шрифт:
Петр Михайлович неожиданно остановился напротив Беспалого и посмотрел ему в глаза.
Отвечать полагалось незамедлительно, и Тимофей, набрав в легкие поболее воздуха, громко отрапортовал, будто бы на строевом плацу:
— Гуляли с барышнями под белую ручку, господин генерал-лейтенант!
— Ду-урак! — беззлобно вынес суровый вердикт Голицын. Приподняв руку с прутом, он поведал: — Они носили с собой тяжеленную железную трость, чтобы постоянно тренировать руку. Ясно?
— Так точно! — живо отозвался Беспалый.
Заложив руки за спину, Голицын вновь направился вдоль строя.
— Стрельба из пистолета для дворян была
— А отказаться он не мог? — прозвучал громкий вопрос из середины шеренги.
Голицын развернулся на каблуках, после чего отступил на три шага и, сведя седые косматые брови к переносице, сурово вопрошал:
— Кто сказал отказаться?.. Шаг вперед!
Секунду над строем царило неловкое замешательство, после чего первая шеренга слегка колыхнулась и выпустила из своих рядов крепенького мужичка с круглым лицом. В недавнем прошлом тот был слушателем военной академии. Кто знает, не устрой он пьяный дебош в квартире своей любовницы, муж которой, к несчастью, работал в Комиссариате иностранных дел, возможно, закончил бы заведение с отличием. Командовал бы уже на фронте дивизией, а то и корпусом. Как известно, война — время для стремительных карьер. А сейчас вместо полагаемого почета ему приходилось выслушивать маразматика-генерала.
Вопреки ожиданию, лицо Голицына неожиданно подобрело, и он, слегка выпячивая нижнюю губу, произнес:
— Хм… Смел, однако. Не ожидал! — и наставительным тоном продолжил: — Если бы дворянин отказался от дуэли, то из каждого порядочного дома его изгоняли бы палками! — Подумав, серьезно добавил: — И еще собак бы вслед спускали. Понятно?
— Так точно, господин генерал-лейтенант.
— Как фамилия храбреца?
— Дюжев… Андрей Миронович.
— Имя и отчество для кого другого побереги, — буркнул генерал. — Что делали дворяне, прежде чем дать своему отпрыску пистолет?
— Учили обращаться с оружием! — бойко отозвался Дюжев.
— Болван! — коротко и беззлобно заключил Голицын.
У генерала это ругательство было одним из самых безобидных, в чем слушатели успели убедиться еще в первую неделю учебы.
— Так точно! — не растерялся Дюжев.
— Хм… Хвалю. — Помотав в воздухе прутом, генерал-лейтенант просветил: — Отпрыска сначала пороли от души как сидорову козу! — Голицын неприязненно поморщился, будто бы припоминал собственные болезненные ощущения. — Чтобы он сдуру не прострелил себе лоб. Покажи, как ты будешь стрелять! — потребовал Голицын.
Вынув из кобуры «наган», Дюжев выставил вперед руку с оружием, прикрыв один глаз. Неожиданно Голицын подтолкнул бойца в плечо, и тот, под дружный хохот слушателей, растянулся на плацу. Выпавший «наган» отлетел далеко в сторону. Генерал молодцевато нагнулся и поднял пистолет.
— Так вот, дворян еще пороли за то, чтобы они крепко держались на ногах и не закрывали глаза. Боец должен видеть не только то, что располагается прямо перед ним, но и то, что находится в стороне. Это называется боковое зрение! Первое, что он должен уметь, так это хранить равновесие. Поставят ему на плечо стакан с водой, и вот он ходит с ним целый день. А прольет, так
— Так точно, господин генерал-лейтенант!
— В общем, так, возьмешь стакан с водой, поставишь его себе на голову и будешь ходить с ним так целый день, — спокойно приказал Петр Михайлович. — А если увижу, что облился… обещаю выпороть тебя розгами. Уразумел?
В строю раздались едва сдерживаемые смешки. Вряд ли кто хотел бы поменяться местом с бывшим слушателем академии. На его круглом лице застыла смущенная улыбка. Обливаясь потом, он произнес:
— Так точно!
— А «наган» свой, — сунул генерал пистолет в карман, — получишь после того, как научишься держаться на ногах.
— Нас так учили стрелять в Красной армии, — недовольно проговорил Дюжев.
Генерал-лейтенант нахмурился:
— Здесь вам не Красная армия и демагогию разводить не позволю, прошу это запомнить! Я обещал сделать из вас настоящих контрразведчиков, и я это сделаю! Чего бы мне это ни стоило. Встать в строй!
День начинался в пять часов утра с многокилометрового марш-броска при полной боевой выкладке, а заканчивался в одиннадцать вечера силовыми упражнениями. Каждый день был расписан по минутам, где кроме стрельбы из пистолета обучали оперативно-боевым методам. На разучивание каждого стрелкового приема Петр Михайлович Голицын отводил несколько дней. Еще месяц назад трудно было представить, что каждый из курсантов стрельбой из обеих рук овладеет всего лишь за неделю. А на освоение «боевого маятника», со всеми кувырками, падениями и прочими комбинациями в виде обманных движений, уйдет всего лишь несколько дней. Странно было думать о том, что совсем недавно они ничего не слышали о «встречном поиске». Собственно, стимул для учебы существовал, — в конце каждой недели генерал Голицын устраивал экзамен, в результате которого отчислялось несколько слушателей.
Судьба их была предрешена — передовая!
А потому каждый из бойцов всегда готовился к предстоящей проверке весьма серьезно.
В окно незаметно постучалась очередная суббота, а следовательно, наступило время для очередного экзамена. Еще с утра в расположении школы царило гнетущее напряжение, хотя имелась и небольшая причина для радости, — учеба в школе приравнивалась к боевым действиям, а потому курсантам полагалось по сто граммов «наркомовских». Весьма приятная разрядочка в конце боевой недели. Обычно для выпивки объединялись втроем. Примут счастливчики на грудь для настроения, пошатаются по лагерю, да и завалятся спать.
Несмотря на предстоящий экзамен, настроение у Тимофея, в общем-то, было неплохое. Хотя бы даже оттого, что в этот раз подоспел его черед выпивать «наркомовские». А потому к подобному мероприятию он подошел с душой, можно сказать, по-творчески. Сбегав ночью в село, он раздобыл селедочки у одной крепкой вдовушки и теперь фантазировал на тему «армейское застолье». Даже если в этот раз ему суждено расстаться со школой, то сделает он это во хмелю, а потому с радостным сердцем.
Неожиданно размышление Тимофея прервал властный окрик Голицына: