Смута
Шрифт:
Его семья жила в маленькой комнатушке в старом, полуразвалившемся доме. Так жили почти все его знакомые. Учить уроки дома было негде, и он стал заниматься в библиотеке-читальне. Там всегда можно было найти место за столом. Было много книг, и ему разрешали выбирать все, что его привлекало. А главное — на площадке около туалета всегда собиралось множество ребят и девочек. Говорили обо всем на свете. О фильмах. О книгах. О событиях в мире. Читали стихи своего сочинения. Кротов тоже сочинял и тоже читал. Его стихи казались странными и непонятными слушателям. Никто ими не восторгался. Лишь тогда, когда он свои стихи выдавал за произведения известных поэтов, слушатели говорили, что стихи замечательные, но что Кротов читает их плохо. Кротов на это не обижался. Стихи он сочинял потому, что
Однажды в этом около-туалетном литературном клубе появился мальчик по имени Борис Зыкин. Он сочинял стихи, вызывавшие всеобщие восторги. Восхищался его стихами и Кротов. Они подружились. Встречались почти каждый день. Бродили по улицам.
— Я знаю поэзию, — сказал как-то Борис. — Сам могу сочинять, и не плохо. Но все, что сочиняю я и другие, есть чепуха. Это не поэзия, а стихоплетство. Я такие стихи могу сочинять километрами и часами без остановки. Это значит, что они плохие. Среди нас есть один настоящий поэт, прирожденный поэт, поэт от Бога. Это ты. Я такие стихи, какие делаешь ты, не смогу сочинять никогда. И ты обладаешь еще одним качеством настоящего поэта: ты сам не знаешь, что именно ты поэт. Но с твоим талантом в литературу не пустят. Скорее всего оклевещут и посадят в тюрьму как врага народа, если ты сам не перестанешь сочинять.
Узнав друг друга лучше и убедившись в том, что они могут доверять друг другу полностью, они стали разговаривать на темы запретные. Мозги Зыкина оказались повернутыми в том же направлении, что и Кротова. В условиях тех лет это была неповторимая удача. В своих разговорах они проявляли все то смутное, что накопилось в их головах, находили четкие словесные формулировки для своих крамольных идей. За несколько месяцев дружбы они продвинулись в своем идейном формировании настолько, насколько не смогли бы продвинуться за многие годы одиночества.
Говорили они и о Сталине, и о врагах народа, и о репрессиях, и о колхозах. Культ Сталина к тому времени достиг расцвета. Кротов не разделял общих восторгов. Но он и не ощущал протеста против этого. Его и его окружение это не затрагивало непосредственно. Его волновали проблемы более общие, касающиеся самого нового общественного устройства. Ненависть лично к Сталину он перенял от Зыкина. Семья Зыкина жила раньше в деревне. Когда началась коллективизация, родители Бориса отдали местным начальникам все, что имели, чтобы получить паспорта и бежать из деревни. Отцу удалось устроиться на завод в Москве, где уже работали его родственники. Жили в бараке. Наконец, отцу за хорошую работу дали комнатушку в старом доме вроде того, в котором жили Кротовы. В семье Зыкина и в среде их родственников главным виновником всех бед считали Сталина.
В читальне Борис и Мирон познакомились с девочкой примерно их возраста. Звали ее Иной. Ее отец был инженером, был арестован вместе с другими специалистами как вредитель, но оставлен на работе под Москвой в конструкторском бюро, все сотрудники которого были заключенными. У семьи Ины отобрали квартиру и дачу, но не выслали из Москвы. Им дали комнату в коммунальной квартире. Уже после нескольких встреч Ина прочно вошла в компанию Бориса и Мирона. Стоит ли говорить о том, что оба они влюбились в Ину.
Мирон рассказал друзьям об истории с сочинением. Они осудили его. Думай, что угодно, но зачем же перед свиньями бисер метать?! Глупо рисковать жизнью из-за таких пустяков. Если уж жертвовать жизнью, то ради чего-то значительного. Но ради чего? И как?
— Кто мы в конце концов такие, — говорил Мирон своим друзьям. — Рабы? Вспомните нашу историю! Сколько в ней было молодых Людей, не захотевших быть рабами и пожертвовавших своей жизнью ради протеста против мерзостей своего времени! Дмитрий Каракозов в двадцать шесть лет повешен за покушение на царя. Семнадцать его соучастников осуждены на каторгу. Большинству из них не было двадцати лет. Софья Перовская казнена за покушение на царя в двадцать семь лет. Евгению Сазонову было двадцать пять, когда он был осужден на вечную каторгу за покушение на министра внутренних дел. Степану Халтурину было двадцать три года, когда он организовал взрыв в Зимнем дворце
Борис заболел в конце учебного года и остался на второй год. После больницы он перевелся в школу Мирона и попал в тот же класс. Снесли здание школы, где училась Ина, — оно мешало движению. Школу Ины слили со школой Мирона, и Ина тоже оказалась в его классе. Теперь триумвират проводил время вместе почти весь день. Молодые люди все больше замыкались в своем маленьком секретном мирке. Их за это ругали на всех собраниях как отщепенцев, противопоставлявших себя коллективу, писали разоблачительные заметки в стенной газете с намеками на вражеское гнездо. Но придраться было не к чему. Борис и Мирон аккуратно посещали собрания и выполняли комсомольские поручения. Ина оформляла стенную газету школы и писала лозунги. Учились все хорошо. Им умышленно занижали оценки, но, несмотря на это, они были в числе лучших.
Трудно сказать, к чему привели бы их крамольные разговоры, если бы не произошла встреча с парнем по имени Алексей. Фамилию свою он им не назвал по конспиративным, как он сказал, соображениям. Встреча произошла около Рижского вокзала. Парень на вид был немногим старше их. Он стоял в нерешительности у края тротуара. Одет он был в демисезонное (как тогда говорили, семисезонное) поношенное пальто и кепку. У его ног стоял потрепанный чемоданчик. Увидев наших друзей, он обратился к ним с просьбой выручить его. Он попал в неприятную историю, знакомых в Москве у него нет, ночевать негде. Так уж получилось, пришлось срочно смываться. А они, судя по всему, ребята надежные, не выдадут. Борис предложил парню переночевать у них в сарае для дров. Дома у них просто негде прилечь, а на кухне соседи не разрешат. Или сразу в милицию пожалуются. В сарае у Бориса есть старый матрац. Он найдет какое-нибудь тряпье укрыться, чтобы не замерзнуть совсем.
Алексей прожил в сарае у Бориса целую неделю.
Утром он куда-то исчезал и возвращался вечером. Ребята потихоньку пробирались к нему и просиживали в разговорах до поздней ночи. Быстро пришло взаимное доверие. Алексей рассказал, что он учился в институте, у них образовалась нелегальная группа, в группе нашелся доносчик, всех членов группы арестовали, кроме него, ему удалось скрыться. В прошлом году в газетах писали о суде над Молодежной террористической организацией. Это и была их группа. Арестованных расстреляли за подготовку покушения на Сталина и других вождей. Это, конечно, вранье. Ни о каком покушении они не думали. Может быть болтали лишнее. А жаль, что не подумали о покушении. Семь бед один ответ, как говорится. Какой-то поэт сказал: чем грешным слыть, им лучше быть, напраслина страшнее обличенья. Несколько месяцев Алексей бродяжничал по стране. Пришел к выводу, что лучше всего скрываться под носом у органов, а именно — в Москве.
Алексей оказался знатоком истории революционного движения в России. По его словам, основателем организованного и целенаправленного революционного движения в России, приведшего в конце концов к революции, был Сергей Нечаев. Его предали анафеме. От него открещивались все последующие революционеры. Из него общими усилиями властей, интеллектуалов и революционеров сделали своего рода революционное чудовище. Достоевский сочинил целый роман Бесы, в котором изобразил Нечаева и нечаевцев в карикатурно искаженном виде. А между тем Нечаев — самая трагическая фигура в русском революционном движении. Он сформулировал все основные принципы, которые у него позаимствовали, оплевав и осудив его. Впрочем, такова судьба многих первооткрывателей и новаторов.