Смутное время (фанфик Neon Genesis Evangelion)
Шрифт:
– А вы настырный, господин Икари. Хорошо, я потрачу на вас немного личного времени. – Айони, секунду поколебавшись, согласилась принять столь щедрое предложение. Повернувшись к Гендо спиной, она в любом случае ничего не получит, а так… кто знает? Да и, что тут скрывать, он действительно сумел ее заинтриговать.
"Знания, которые я не найду в учебниках… Хм… "
– Благодарю. – Гендо склонил голову. Сарказм? Потаенная ухмылка? Неясно. Он умел управлять своей мимикой не хуже Айони. – Следуй за мной.
Икари-старший направился к выходу с обзорной площадки. Айони шла следом, не спуская глаз
Некуда не спеша, они дошли до ближайшей станции монорельсовой сети. Выход на поверхность перестал существовать, но в самом Геофронте автоматические поезда продолжали исправно развозить персонал по разным частям огромной базы. Командование словно хотело показать: "жизнь продолжается, всем работать!".
Подъехал поезд. Гендо галантно пропустил Айони вперед. Они сели в один вагон и даже на соседние места. Вокруг них немедленно образовалась зона отчуждения. Несколько разномастных работников NERV, дремлющих в вагоне, как по команде, отвернулись к окнам. Поезд тронулся и плавно, почти бесшумно, повез редких пассажиров в сторону главных корпусов. Дорога по спирали спускалась по внутренней стенке Черной Сферы.
Поездка проходила в молчании. Все, что надо было сказать – сказано, а время для новых разговоров еще не пришло. Айони украдкой изучала Икари-старшего, нисколько не сомневаясь, что он делает то же самое: приглядывается к ней, исследует, анализирует, составляет мысленное досье.
"Итак, я встретилась с создателем моего тела… Ощущения?"
Если подвести общий знаменатель под хаотичным множеством чувств: от страха и неприязни до любопытства и желания услышать что-нибудь интересное, то сформируется следующее утверждение – Айони еще не встречались на пути настолько опасные люди. Причем опасные не физической силой или свехвозможностями, а исключительно собственным интеллектом и знаниями. Рядом с ней сидел настоящий Игрок, не боящийся делать настоящие ставки.
"А еще он родной папаша господина Синдзи… Икари-младший, Икари-старший… Ой блин, семейка Адамсов отдыхает… Однако до чего же они похожи… Два упертых фанатика Возвышенных Идей… Может и старший умеет светить глазами? Жалко, за очками не видно…"
Айони могла описать Икари-старшего, как Синдзи, постаревшего лет на тридцать и… А вот дальше начинается сплошная terra incognita.
"Задача номер один – найти его ахиллесову пяту… А пока будем осторожничать"
Монорельсовая дорога сошла с купола прямо в туннель. Между лесопосадками Геофронта поезда не ходили. В потемневших окнах пошли ритмичные вспышки от ламп освещения на стенках.
– Подъезжаем, Айони. – оповестил Гендо.
Он наверняка знал, как расшифровывается абстрактный набор букв и цифр на бежевой стене безликой станции, но не стал ее просвещать. Собственное чутье подсказало девушке, что Икари-старший заманил ее под главную пирамиду. Пара человек вышла, пара человек села, поезд закрыл двери и скрылся в туннеле.
– Неужели ты ничего не помнишь, Айони? Эти стены, эти звуки? – вкрадчиво поинтересовался Гендо, ловя ее взор.
Ее взор…
Неприятное место… Плохо пахнет… Пахнет людьми…
Слишком шумно… Слишком быстро… Слишком ярко…
– Тебе нравиться, Айони?
Глупый вопрос! А еще говорил, что управляет птицами! Конечно же…
– Нет. Зачем я здесь?
– Это сюрприз. Смотри.
Смотрю… Что это за звук? Идет из туннеля… А! Я поняла! Я видела такое по телевизору! Это называется поезд! По-е-зд. Люди используют их для путешествий… Ура! Он не соврал! Я отправляюсь в путешествие!
– Доктор Фуюцуке тебя проводит. Будь хорошей девочкой, Айони.
Тот, что говорил про меня неприятные слова?... Не хочу!
– Я против..
– Ну, Айони, зачем ты так? Он хороший. Уверен, вы с ним подружитесь.
– Он меня ненавидит.
– Ерунда, просто у него такой характер.
– И мне он тоже не нравится.
Опять… Присел передо мной на корточки и смотрит в глаза… Не люблю, когда он так делает…
– Айони, здесь наши пути расходятся. Когда ты зайдешь в вагон, твоя прежняя жизнь закончиться и начнется новая, настоящая. Ты увидишь мир своими глазами, пустишь его в сердце, познаешь разумом и душой. Твои дни в Комнате превратятся в глупый, пустой сон. Ты проснешься и все забудешь.
Непонятно… Но это и не важно… Главное…
– Большая Комната?
– Огромная. Все, Айони, время! Заходи в вагон. Доктор Фуюцуке уже заждался.
Не надо меня толкать! Я сама…
– А Она тоже поедет?
– Рей? Нет, ее дом здесь.
Хорошо…
– Прощай, Аойни.
– Sayonara, Икари-сан.
Ее слова…
Айони обнаружила, что замерла ледяной статуей посреди перрона, вперив невидящий взор на пустой путь, где в позапрошлой жизни стоял вагон монорельса, увезший ее навстречу Солнцу. И вагоне сидел, нервно ерзая на сидении, тогда еще не старый Фуюцуке-сенсей. Верны оказались слухи, не всегда он преподавал философию в Токийском Физмате.
– Вы не ожидали меня снова увидеть, так господин Икари? – первый вопрос, сорвавшийся с губ девушки.
– Нет, не ожидал. – внешне Гендо оставался прежним, только в голосе мужчины послышался хорошо знакомый его звон металла. Почти такой же, как в голосе его сына.
– Ты должна была вырасти среди людей и исчезнуть вместе с ними. Но всем грандиозным планам однажды пришел конец. В уравнении оказалась неучтенная переменная. Я и старики из SEELE… Мы настолько заигрались во властителей судеб, что совершено забыли про само человечество. Нам мнилось, что люди – всего лишь несколько миллиардов безвольных овец. Мы ошибались. Оказалось, что у человечества тоже есть собственное мнение, причем отличное от нашего. И когда Мисато открыла им глаза, люди разозлились. Последовала жесткая и заслуженная кара. Третий Удар утопили в крови. Ты выжила и продолжила развиваться. В результате, мы встретились вновь.
– Где же музыка, где торт, где подарки? Где дежурные вопросы типа "Как ты жила все эти годы?" – усмехнулась девушка.
– Ну и как ты жила все эти годы, Айони? – с неприкрытой иронией поинтересовался Икари-старший.
– Хорошо жила. Пока вы с профессором Фуюцуке не сдали меня новым хозяевам NERV-Япония.
– Интуиция? Дедукция? – улыбнулся Гендо. Улыбка, как впрочем и вся остальная его мимика, выглядела двойной: снаружи один слой – для всех, под ним другой – только для себя.