Смягчающие обстоятельства
Шрифт:
— Ошибки не будет?
— Никогда! У меня память острая! Я составил протокол, Бабков с достоинством расписался.
— Я так понимаю, что если у вас его фотография имеется, то, значит, узнали, кто такой, — он был явно доволен своей проницательностью. — Неплохо, неплохо…
Егор Петрович настолько размяк, что мне удалось убедить его забрать замок. Ушел Бабков в полной уверенности, что оказал следствию неоценимую услугу.
На следующий день я допрашивал мордатого автомобилевладельца Петра Гасило. Он, как и
— На каком-этаже вы живете?
— На втором, — вопрос его явно удивил.
— Вокруг есть высокие дома?
— Напротив пятиэтажка… — удивление возрастало.
— Вы занавешиваете окна?
Гасило стал нервно теребить замок своей замшевой куртки.
— Когда как… А почему… Почему вы об этом спрашиваете?
— Да так. Советую задергивать шторы перед тем, как включаете свет. И поплотнее.
Гасило бросило в жар.
— Вы думаете, и в меня могут…
— Не исключено. На всякий случай примите меры предосторожности и не выходите на балкон.
— Какие это меры! — Гасило подскочил на стуле. — Он может меня у подъезда, в машине, да где угодно! Не я, а вы обязаны принять меры!
— Для этого мы должны знать как можно больше. А вы не хотите говорить откровенно. И тем самым, возможно, подвергаете свою жизнь опасности.
— Еще не хватало! И правда, Машка… То есть Мария Викторовна сказала: «От него всего можно ожидать». Действительно, стрельнет в меня, чего доброго… Вот ввязался в историю!
Гасило обхватил голову руками. Он был готов. И я предложил ему по порядку, подробно рассказать о событиях того вечера. Страх оказался прекрасным стимулятором памяти: он заговорил охотно, с жаром и жестикуляцией.
— С Машкой меня кент познакомил, Толян, она с ним в институте работает. Было у них что или нет — не знаю, он говорит: помоги, баба деловая, внакладе не останешься. Ну, помог, не жалко, взяла стенку, потом звонит: на чашку кофе… Ну, ясное дело. Пришел, кофе, коньяк, то да се, короче, остаюсь ночевать, она уже постель стелит, вдруг — дзинь! Я сразу думаю: кто-то камень в стекло пустил! А она за бок — хвать, согнулась, смотрю — кровь!
Гасило испуганно выкатил глаза, заново переживая страшную картину.
— Эх, говорит, зря связалась с этим полудурком, и мне — быстро звони в «Скорую».
Он перевел дух.
— Выбежал на улицу, позвонил, сел в тачку, а ехать не могу: руки, ноги дрожат. Думаю: еще чуть, получил бы «маслину» в голову, и все удовольствие!
— Нежинская знает, кто в нее стрелял?
— Конечно! — хмыкнул Гасило. — Не каждый же день в нее стреляют. Но не скажет. Я потом расспрашивал, она в ответ: наверное, один дурачок из бывших друзей, от него всего можно ожидать. И предупредила: держи язык за зубами!
Гасило посмотрел искренним взглядом раскаявшегося правонарушителя.
— Потому
Уходя, он спросил, не мог бы я охранять его по вечерам частным образом, за вознаграждение. Видно, от страха ум за разум совсем зашел у бедняги.
Следующим на повторный допрос пришел Спиридонов.
Пористая дряблая кожа, воспаленные глаза, отечность — скрытый порок все отчетливее проявлялся во внешности, по существу, переставая быть скрытым. Добавь сюда грязную мятую одежду — и никаких вопросов: спившийся бродяга, готовый клиент для вытрезвителя. Но Спиридонов в отглаженном, хотя и не слишком тщательно, костюме, чистой рубашке, при галстуке.
И впечатление меняется, потасканный вид можно легко объяснить нездоровьем… Особенно если такому объяснению склонны верить.
Он тоже придерживался первоначальных показаний, демонстрируя полную неосведомленность по всем задаваемым вопросам.
— Вы хорошо стреляете?
Я спросил это неожиданно, без всякой связи с предыдущим, но Спиридонов не удивился.
— Не знаю… Когда-то занимался, имел разряд. А недавно на соревнованиях отстрелял скверно. Без тренировки навык теряется…
«Да и пьянство не способствует точности», — подумал я и спросил, где он находился в вечер преступления.
— Какого числа? — переспросил Спиридонов, сосредоточенно щурясь, и мучительно задумался.
— Точно не помню. В какой-то компании.
И поспешил пояснить:
— Как раз дни рождения у товарищей шли один за другим да торжества разные.
Он вытащил записную книжку с календариком и принялся тщательно его рассматривать.
Я уже точно знал главное — не он. Независимо от того, есть у него алиби или нет. Не он.
— Вот, кажется… Да, точно! Вначале пили пиво в баре, до закрытия, а потом пошли ко мне. Ну, в общем… посидеть. С кем был? Пожалуйста, записывайте…
— Вас не удивляют мои вопросы?
— Чего ж удивляться? Мария мне все рассказала. Вот вы и ищете…
— Нежинская кого-нибудь подозревает?
— Спросите у нее. Насколько я знаю, нет. Она вообще не распространяется об этой истории — кому приятно?
— Что вы можете сказать об Элефантове?
— А чего мне о нем говорить? Я не начальник, не отдел кадров.
Спиридонов держался совершенно спокойно, хотя пальцы дрожали. Может, они всегда дрожат?
Подписав протокол, он задержался у двери.
— Элефантов — способный парень. На все руки мастер! Сейчас ищет биополя, когда учился — увлекался акустическими системами, научную работу писал, премию получил. А недавно вспомнил старое и сделал Громову глушитель на лодочный мотор, тот очень доволен. До свидания.
Выходя, Спиридонов чуть заметно улыбнулся.
Что ж, намек более чем прозрачен. Интересно, за что он ненавидит коллегу?