Смятение чувств

Бэлоу Мэри

– Ты это знаешь, Бекка? – спросил он спокойно. – Или просто догадываешься?

– Знаю.

– Это было легкомысленное увлечение, – сказал Джулиан. – Мне тогда оставалось ждать тебя еще долгие месяцы, а Флора оказалась под боком. Она заявила, что любит меня. Что всегда любила. Это для меня ничего не значило, Бекка. Клянусь, что это ничего не значило.

– Это ничего не значило? – переспросила она. – А на то, что это погубило Флору, что от нее отказался родной отец, – на это тебе наплевать? Ей пришлось вынашивать свое дитя в одиночестве и позоре. Ричард родился незаконным ребенком. Судя по всему, Флора это пережила с величайшим трудом. И это для тебя ничего не значило? Она всегда была доброй, порядочной девушкой. Ты обещал Флоре жениться на ней, Джулиан?

– А кто-нибудь осознает, что он в такой момент обещает? – ответил он. – Но я уже был помолвлен с тобой. Была уже назначена дата свадьбы. И я по-прежнему любил тебя. Ты все это знаешь.

– Она поняла, что ты обещал жениться на ней только для того, чтобы заставить ее отдаться тебе? – спросила Ребекка. – Это ничего не значило?

– Клянусь, Бекка, это действительно ничего не значило. Она особо не страдала. Наши о ней все время заботились, а теперь вот Чемберс собирается жениться на ней. Он, должно быть, хорошо обеспечен, если может позволить себе содержать дом твоего брата… – Сказать было нечего. Это случилось давно. Уже нет смысла гневаться, нет смысла ужасаться его отношению к этому. Сейчас он изо всех сил пытается оправдаться. Быть может, в свое время он очень страдал, думала Ребекка. Возможно, он испытывал жуткие угрызения совести. Боже милостивый, его незаконный сын родился уже после того, как его жена перенесла выкидыш.

– Это было давно, Бекка, – сказал он. – И случилось это до нашей свадьбы. Ты же не собираешься допустить, чтобы давняя история сказалась на наших нынешних отношениях?

– Дэвид вынужден был согласиться взять вину на себя, – напомнила она. – Он совсем ничего не сделал, чтобы предотвратить распространение слухов. Когда он вернулся из Крыма и сделал мне предложение, я стала попрекать его Флорой. И он не рассказал мне правду. Почему он на это согласился?

– Думаю, по привычке, – ответил Джулиан. – Он всегда так поступал, чтобы почувствовать себя славным малым.

– Славным малым? В каком смысле? И как он всегда поступал?

Джулиан пожал плечами.

– Он мог бы возненавидеть меня, мог бы ревновать. Пока ему не исполнилось семь лет, а может, и восемь, все внимание отца было сосредоточено на нем. Дэйв мог воспринимать меня как незваного гостя – особенно после того, как отец со всей определенностью дал понять, что собирается относиться ко мне, как к своему сыну. Но Дэвид так не поступил. Он принял меня, как родного брата, и всегда пытался сделать так, чтобы со мной не обращались строже, чем с ним, только потому, что я не родной сын графа. Мне кажется, что он порой опасался, будто меня могут выгнать из дома.

– И как же ему удавалось тебе помочь? – Ребекка говорила с трудом, у нее перехватило дыхание.

– Я был озорником, – сказал Джулиан. – Когда Дэвид считал, что я напакостил больше обычного, совершил из ряда вон выходящий проступок, он признавался отцу, что это сделал он. Бедный Дэйв. Рука у отца была тяжелая, и розгой он всегда орудовал умело. Он не жалел ни руки, ни розги, если только был уверен, что мы заслуживаем наказания.

– Значит, ты допускал, чтобы Дэвид брал на себя вину за твои проступки? – спросила она, широко раскрыв глаза. – Ты допускал, чтобы его пороли вместо тебя?

Джулиан усмехнулся.

– Дейв сам хотел этого, – сказал он. – Братец всегда был сильнее меня. При одной мысли о розге я обычно дрожал. Дэйв же и во время порки никогда не издавал ни звука.

– И все же ты не прекращал озорничать, зная, что вместо тебя накажут Дэвида.

– О, Бекка, – сказал он, смеясь и похлопывая ее по ладони, – мы же были просто детьми. Дети глупы и часто шалят. Все детство сплошь из этого и состоит.

– Отец был всегда строгим, – сказала она. – Но он никогда не был жесток. Он прибегал к розгам лишь в случае проступков, которые считал особенно серьезными. Так было, например, когда дочерей садовника летом заперли на несколько часов в сарай. Он за это время нагрелся на солнце, чуть ли не раскалился…

– Я тогда о них совсем забыл. – Он рассмеялся. – Они там, кажется, чуть живьем не зажарились?

– А котята, которых отобрали у кошки?..

– Я собирался вернуть их обратно. И тоже забыл, у меня в те дни была отвратительная память. Но ведь они не сдохли. Хотя один, кажется, был на грани. Нед вынуждена была несколько дней кормить его с рук до тех пор, пока снова не стало возможно вернуть его маме-кошке. Не правда ли, я был в то время отвратительным ребенком?

– А я была аккуратной и не в меру щепетильной девочкой, – сказала Ребекка. – Все эти инциденты постепенно привили мне искреннюю антипатию к Дэвиду.

– Бедный Дэвид, – заметил Джулиан. – Я думаю, что одно время он увлекался тобой, но ты не хотела иметь с ним никакого дела.

И она тоже увлекалась им, но ее совесть и моральные принципы заставили ее подавить в себе это чувство. Она тогда твердо сказала себе, что Дэвид не заслуживает ее уважения. И тогда она перенесла свою любовь на Джулиана, отвергнув Дэвида, которого и его и ее родители прочили ей в мужья.

Она вышла замуж за Джулиана, хотя вполне могла бы стать женой Дэвида.

– Итак, – сказала Ребекка, – он еще поступил по привычке, когда Флора забеременела. Он взял вину на себя. Он все еще боялся, что отец отвернется от тебя?

– Нет, – ответил Джулиан. – Я должен признать, Бекка, что на этот раз я сам умолял об этом Дэвида и пресмыкался перед ним. Я боялся, что, узнав о случившемся, ты потеряешь душевное равновесие. Я слишком сильно любил тебя, чтобы это позволить. И к тому же, если бы ты посчитала необходимым отменить свадьбу, то это вызвало бы ужасный скандал. И тебе пришлось бы страдать гораздо сильнее.

– А ты не предположил, что я имею право знать об этом? – спросила она. – Право самой решить, хочу ли я все-таки выйти за тебя замуж?

– Твоя любовь не выдержала бы подобного испытания, Бекка, – сказал он, – и ты бы вытолкала меня в шею за нарушение обещаний.

– А как Дэвид? Он не думал, что я вправе все знать? – спросила она. – А отец?

– О Боже, – воскликнул Джулиан. – Отец не знал. Если бы ему все стало известно, то это обернулось бы страшными неприятностями.

– Значит, даже отец считал его виновным в этой низости? – сказала она. – Бедный Дэвид. Должно быть, ему было трудно сдержаться и не начать оправдываться передо мной. Он, видимо, тоже опасался, как бы я не потеряла душевное равновесие. Ты хоть обещал ему, что подобная вещь никогда больше не повторится?