Смятение чувств

Хейер Джорджетт

Глава 10

Не многие приглашения приносили столько почета соискателям общественного признания, как приглашение в дом Нассингтонов. Приемы у леди Нассингтон были чрезвычайно аристократичными, потому что она не любила модные сборища и презирала хозяек, которые оценивали успех званого бала по количеству гостей, способных втиснуться в салон. Красноречивее всего о силе ее личности говорило то, что она давным-давно убедила свет: открытка с приглашением на одно из ее собраний была честью, от которой не отказываются точно так же, как от представления его величеству.

Леди Оверсли тоже была среди счастливых получателей этих посланий. Она изучала его с двойственным чувством, поскольку

леди Нассингтон включила милочку Джулию Оверсли в число приглашенных, и леди Оверсли многое отдала бы за то, чтобы узнать, приглашены ли также лорд и леди Линтон. С одной стороны, это казалось маловероятным, с другой – Адам был племянником ее светлости и она представляла его молодую жену в свете. Будь это кто-нибудь другой, дело тем самым решилось бы само собой, но от леди Нассингтон можно было ждать чего угодно: исполнив то, что она считала своей обязанностью, она вполне могла и игнорировать последующие претензии леди Линтон на внимание к себе.

Леди Оверсли написала любезный ответ, в котором принимала официальное приглашение, рассудив, что, если только Джулия не будет безвылазно сидеть в Танбридж-Уэллс, встречи между ней и Адамом неизбежны. Письмо от свекрови позволяло ей надеяться, что Джулия подает признаки выздоровления. Ее бабушка покончила с хандрой внучки, устроив череду увеселительных балов, которые не могли оставить равнодушной ни одну девицу в здравом уме. В поклонниках недостатка не было; красавицы Танбридж-Уэллс меркли в сравнении с мисс Оверсли, а в последнее время в завершение своего триумфа Джулия прибавила к числу своих ухажеров ни больше ни меньше как известного ценителя женского очарования и изящества маркиза Рокхилла. По мнению Вдовствующей, этой победы было более чем достаточно, чтобы любая девушка выбросила из головы мысли о молодом Линтоне. Она добавила, что, хотя было бы нелепо предполагать, что этот Рокхилл вынашивает серьезные намерения, он в достаточной степени очарован, чтобы сделать Джулию предметом своих ухаживаний «на достаточно долгое время, чтобы послужить нашим целям».

Мать Джулии была не столь оптимистична. Ей льстило, что дочь пришлась по вкусу взыскательному маркизу, но она не думала, что вдовец, которому было далеко за сорок, окажется серьезным соперником для молодого и обаятельного виконта, к которому Джулия испытывала бурные чувства. Она также была склонна глядеть несколько подозрительно на ухаживания маркиза, но в этом, сообщил ей ее супруг, она выказывала себя величайшей дурой.

– Ерунда! – сказал тот. – Рокхилл – джентльмен!

– Боже правый, уж не думаешь ли ты, что он собирается на ней жениться? – ахнула леди Оверсли.

– Нет, нет, конечно не думаю! – ответил супруг раздраженно. – Он оказался по той или иной причине в Танбридж-Уэллс и затеял флирт с самой хорошенькой девушкой в этом месте, чтобы не помереть от скуки, вот и все! Я лишь хочу, чтобы это продолжалось до тех пор, пока она не оправится от своего романа, но я на это мало надеюсь.

Мысль о том, что Джулия, оправившись от одного неудачного романа, падет жертвой другого, пришла в голову леди Оверсли, но она сочла, что самое благоразумное не излагать этого его светлости. Когда Джулия вернулась в Лондон, она не подавала никаких признаков того, что поддалась обаянию Рокхилла, заключив лишь, что он был очень любезен и занятен, а таких слов, по мнению леди Оверсли, можно было ожидать от любой девушки, когда речь заходила о человеке достаточно старом, годящемся ей в отцы. Джулия вообще не говорила об Адаме, она, казалось, вознамерилась извлечь максимум веселья из этого, второго, ее сезона в Лондоне, с презрением смеясь над мыслью, что бесконечная череда балов окажется непосильной для ее организма, и строила планы, как заполнить до отказа все время каждый день. Ее отец считал это обстоятельство весьма обнадеживающим, но леди Оверсли не могла радоваться

блеску в глазах Джулии, которые казались слишком большими на ее миниатюрном личике. Она не знала, что с этим поделать, и ей оставалось лишь надеяться, что одному из обожателей Джулии удастся в конце концов покорить ее израненное сердце.

Джулия встретила известие о том, что она удостоилась приглашения в дом Нассингтонов с явным удовольствием. Леди Оверсли собиралась предупредить ее, что она должна быть готова к встрече с Линтонами там, но почему-то не сумела подыскать подходящих слов; и в конечном счете, не сказав ничего, успокаивала свою совесть соображением, что Джулия наверняка сама знает – существует большая вероятность того, что молодожены будут там присутствовать.

Поначалу казалось, что она была права, держа язык за зубами. Она не обнаружила Линтонов ни в одном из залов, и Джулия, очаровательная в бледно-голубом газе поверх платья из белого атласа, была в хорошем расположении духа. Присутствовало множество молодых людей, и вскоре она стала душой общества, радуясь, что снова оказалась среди своих старых знакомых, быстро собрав вокруг себя свой обычный круг почитателей и друзей. Леди Оверсли теперь могла ослабить свою бдительность и присоединиться к кружку своих собственных близких приятелей, которые обсуждали все последние слухи, начиная с внезапной смерти императрицы Жозефины от септического фарингита до известия, что союзные монархи прибывают в Лондон принять участие в гигантском праздновании мира.

Линтоны прибыли полчаса спустя и тут же прошли через первый зал в более маленький, расположенный за ним.

В комнате набралось, вероятно, человек двадцать, но Адам увидел только ее одну: Джулия стояла возле двери, и ее смех заставил его на мгновение остановиться в дверях.

– Ледяная? Ну, какая чушь! Я такая горячая! – Говоря это, она повернулась и увидела Адама; издав резкий вздох, услышанный всеми в зале, она упала в обморок.

Он стоял так близко, что, увидев, как она покачнулась, устремился вперед и сумел подхватить ее на лету.

Тревожная тишина была прервана сухим голосом Дженни:

– Правильно, положи ее на диван, Линтон, и открой окно. Бедняжка Лидия тоже всегда плохо переносила духоту в комнатах!

Почти такой же бледный, как и его драгоценная ноша, Адам подчинился. Джентльмен, вид и одеяние которого выдавали в нем щеголя, сделал торопливый шаг вперед, но остановился; его загадочный взгляд блуждал от лица Адама к лицу Дженни.

Оторвавшись от своего занятия – обмахивания Джулии веером, – Дженни обвела взглядом публику и сказала с дружелюбной улыбкой:

– Скоро ей станет лучше. Пожалуйста, не беспокойтесь! Это все от духоты! Спокойный голос произнес возле нее:

– Вот, возьмите, леди Линтон! – И тонкая рука приблизилась к плечу Дженни с флаконом ароматического уксуса.

– Благодарю вас! Это как раз то, что нужно, а у меня этого нет! – сказала Дженни, поднеся флакон к носу Джулии. И добавила непринужденным тоном:

– Сама я никогда не падала в обморок, но, когда мы вместе учились в пансионе, мисс Оверсли всегда так делала.

– Кто-нибудь – ну хоть вы, мистер Толлертон, – не откажите в любезности, разыщите миссис Оверсли и передайте ей, что мисс Оверсли стало дурно! – командовал все тот же спокойный голос.

– А ты, Линтон, будь любезен, принеси стакан воды! – попросила Дженни.

Она сразу, же вышла из комнаты, а когда вернулась, Джулия уже пришла в себя и опиралась на плечо своей матери, лепеча несколько возбужденно, что это пустяк – как глупо! – но в комнате так душно!

Большинство гостей благоразумно удалилось из зала, но один или два гостя остались; и Адам, подавая Дженни стакан воды, обнаружил, что его рассматривает в лорнет, поднесенный к слегка насмешливому глазу, щегольски одетый мужчина. Улыбка тронула тонкие, язвительные губы.