Сначала было похищение...

Повалей Марина

И выжидательный взгляд на меня. Ждёт, что я скажу.

— Единственный разумный ответ с моей стороны, — да, лорд Дэнэмуд. — Я ничего уже не хотела. Этот разговор меня изрядно вымотал. Такое чувство, будто меня взяли за ноги, перевернули вниз головой и хорошенько потрясли. — Всего наилучшего. Лорд, леди.

Я сделала книксен и не заботясь, как это выглядит со стороны поторопилась к выходу. Совершенно забыв, что леди никогда не спешит. Это выглядело неприкрытым бегством. Это оно и есть, но меня это сейчас не заботит. Плохая из меня вышла леди, ох плохая. Впрочем, это уже давно очевидно.

Я прокручивала

в голове наш диалог. Лица родителей так и стояли перед глазами. Бесстрастное, идеальное лицо куклы у матери. И яростное, с глазами, наполненными бешенством у отца.

Мать ведь ни слова не сказала. Так свыклась с ролью аксессуара. Думается мне, что она и представить себе не может того, чтобы сделать что-то наперекор супругу. Даже идя на поводу материнского инстинкта, даже ради собственных детей.

Захотелось зарычать от злости и что-нибудь разбить!

Создатель! Она ведь множество раз могла просто послать вестника, чтобы узнать, как я или сестра. Но ни разу не сделала этого. Она предпочла просто вычеркнуть из своей картины мира детей, исказивших эту самую картину.

Я никак не могла успокоиться. Понимаю, что сама делаю хуже этими мыслями. Следует остановиться, отдышаться, подумать о чём-то другом. Но ногти сами впивались в кожу, в сжатых в кулаки ладонях, а разум как назло прокручивал тяжёлые, болезненные воспоминания. Я шла не глядя, вспоминала свои чувства и эмоции, свою боль из-за их безразличия и упивалась ей.

Раньше я очень много думала об этом, и каждый раз эти мысли глубоко меня ранили.

Я отказываюсь принимать и понимать её. Я, конечно, не мать. Я не рожала Лифиссу. Её родила моя родная сестра. Когда-то Агнесс была моей семьёй. Раньше я думала о том, что настанет тот день, когда родители отойдут в другой мир и на свете не останется родных мне людей, только сестра. Жизнь же вот как всё обернула.

Теперь моя малышка, — моя семья. Я просто представить себе не могу, что должна сделать Фисса, чтобы я захотела вычеркнуть её из своей жизни. Какие бы ошибки и плохие поступки она не совершила в будущем, часть из них всегда будут в какой-то степени и моими поступками, ведь это я её так воспитываю.

Моя же мать непогрешима, словно бабочка-однодневка. Все решения, как и ответственность за них принимает отец. Для них это не просто нормально, это единственно возможное течение жизни.

Погружённая в свои мысли я механически шла к стоянке извозчиков, часто моргая, стараясь сдержать уже подступившие слёзы хотя бы до того, как сяду в карету. Обида, непонимание и злость, алой пеленой застилали глаза.

Столько людей вокруг, я даже не хочу поднимать глаза, чтобы увидеть, привлекаю ли к себе внимание. Что толку? Всё равно держусь из последних сил.

Чёрт побери! Столько лет прошло, они мне никто! Они вычеркнули меня из своей жизни! Ни о какой родительской любви они и представления не имеют. Только спесь и гонор. Мне не понятно, о какой гордости может идти вообще речь в вопросах любви. Тем более любви родительской, которая априори должна быть безусловной. Они нас не любят. Мы для них просто инструмент. Как очередная фабрика, которая должна расширить влияние семьи и обогатить её.

Подойдя к месту, где извозчики ожидали клиентов, я спросила у ближайшего о провозе. Слёзы текли из моих глаз бурными потоками, когда я открывала дверь кареты.

Сев,

я ошалело уставилась на человека, сидящего напротив. Лицо закрыто платком, видны только глаза. Именно в них я и уставилась. Странный человек, и странно, что извозчик не предупредил о том, что уже занят. Не мог же он этого не знать.

— Извините меня, сэр. Я кажется ошиблась, простите. — Стоило только открыть рот, как рыдания просто хлынули из меня и началась истерика.

Я уже при всём желании не могу успокоиться. Не сию минуту. Мне нужно время. Нужно выплакаться и перестать об этом думать.

Именно в этот момент я почувствовала сонное заклинание, предназначенное мне, но даже не успела изумиться, как мои веки сомкнулись.

Глава 2. Роберт.

— Да всё я понимаю. Понимаю, что есть порядок. Я не прошу Вас его нарушать! Создатель, ну почему Вы такой непробиваемый! — Девушка на проходной ругалась. Активно жестикулируя, она чуть уже не вцепилась в лацканы мундира дежурного лейтенанта. — Услышьте меня, ради всего святого! Я заполнила все Ваши клятые бумажки, написала заявление, но нельзя ждать. Случилась беда! Неужели Вы не понимаете?!Она пропала, должна была забрать ребёнка из школы и не пришла! Если бы произошло недоразумение, какая-нибудь незначительная мелочь, она бы сообщила мне, чтобы я забрала её сама, но она просто пропала!

Мой первый рабочий день на новой службе закончился, мы закрыли кабинет и собрались домой, как тут такое препятствие в виде очевидно склочной девицы. Препятствие необходимо как-то миновать. Я вопросительно посмотрел на Валаила, ничего не говоря, избегая внимания скандалистки. Друг в ответ поджал обречённо губы и возвёл глаза к небу, показывая гримасой, где он видел всех этих обывателей, считающих, что только единственно их проблема важна, и всему участку разом, прямо сейчас следует бросить все силы для её решения.

— Так мисс, посторонитесь. Дайте пройти. — Да чтобы Валаил спокойно здесь прошёл, даме следует прямо сию секунду сквозь землю провалиться. Тем не менее, голос строгий, лицо суровое. Ни за что бы я сейчас не признал в серьёзном следователе своего друга-весельчака.

Дежурный поздоровался и козырнул старшему по званию.

Скандалистка обернулась, пробежала взглядом по нам, остановила его на Вале, к нему и обратилась:

— Господин полицейский, я умоляю Вас, выслушайте меня. Вы ведь полицейский? Я не займу у Вас много времени, Создателем клянусь, это действительно очень важно. — Я узнал её. Та самая девушка, которая увела вчера от меня мою новую приятельницу Лифиссу. Волосы беспорядочно торчат из под шляпы, на щеках румянец, расстёгнутые верхние пуговицы пальто, часто вздымающаяся грудь. Девушка в волнении облизывает и кусает губы.

Очень, безмерно хороша, но сейчас она явно об этом даже не думает. Эта молодая женщина красива той порочной красотой, которой не нужно кокетство. Им достаточно немного обтесаться, приобрести лоск, после которого она будет и в рубище вызывать желание. Этой особе лоска было не занимать.

Парень, которого оставили в покое, отчаянно покраснел, стоило девице переключиться с него на инспектора. Не иначе как от облегчения, а может и сожаления, что такая красивая в своём горе просительница уже и думать о нём забыла.