Сначала повзрослей
Шрифт:
Так, блин.
— А ну вставай давай, — подхожу к ней и вздёргиваю на ноги, но она, кажется, не способна на них устоять. Трясётся вся, аж зубы стучат.
Запах алкоголя ощущаю, но девчонка не в стельку. Перепугана — да, но не бухая. Синяков на лице не видно, но на куртке замечаю кровь.
— Ранена?
— Они… там… — бормочет себе что-то под нос, глядя на меня огроменными глазищами.
Хреново попахивать начинает эта история. Твою ж, Герман, ты то дерьмо, то в партию… Без приключений я, по ходу, никак.
— Тебя обидели?
— Не успели, — всхлипывает, а я отчётливо слышу, как клацают её зубы.
— Откуда кровь?
Она разворачивает ладонь, на которой заметны царапины. Не сильно глубокие, но кожу свезла.
— Не бросайте меня, пожалуйста, — начинает заикаться от рыданий. — Я домой хочу.
Вот же проблема, мать твою. Только головняка мне ещё не хватало. Но не бросать же её тут на дороге.
— Поехали, — киваю на дверь машины, но понимаю, что сама она уже и шагу ступить не может, поэтому подтаскиваю к тачке и закидываю на заднее сиденье как мешок.
Сам усаживаюсь за руль. Настроение падает в минуса. Опыт многолетней оперативной работы подсказывает, что в таких историях может быть много переменных.
— Как тебя зовут? — спрашиваю, глядя на неё через зеркало заднего вида. Сжалась вся в комок, коленки к подбородку подтянула.
— Женя, — пищит, всхлипывая. Ревёт сидит. Уже хорошо, значит, не в ступоре.
— Сколько тебе лет, Женя?
— Во-восемнадцать, — поднимает зарёванные глаза. — Вы же в город едете?
Так, восемнадцать — уже хорошо.
— В город.
— Мне в ЖД район нужно, но хоть куда-нибудь, дальше я сама.
— Может, тебе в больницу надо всё же?
— Нет, — мотает головой. — Не надо в больницу. Домой надо.
Странно, что так отказывается от больницы. Может, под чем-то всё же девочка?
Из поворота выруливает какая-то тачка и пристраивается сзади. Сигналит, моргнув фарами. Кому там что ещё приспичило?
— Ой, только не останавливайтесь, пожалуйста, — скулит девчонка и её начинает колотить крупной дрожью. Того гляди, взвоет. — Это они, точно они. Р-руслан и его приятели. П-пожалуйста, не останавливайтесь!
Та-ак, кажется мой вечер точно перестаёт быть томным.
— Ляг там сзади и отсвечивай, — приказываю ей, а сам сворачиваю к обочине.
3
Я не просто на ложусь, а даже скатываюсь на пол. Забиваюсь едва ли не под сиденье, рот ладонью зажимаю, потому что кажется, что даже моё дыхание слышно будет.
А если они его бить начнут? Каким бы большим и сильным этот мужик не казался, он один, а подонков — пятеро.
Только бы он меня им не отдал. Если бросились искать, значит, так просто не отпустят. Если вообще отпустят. Я таких историй по телевизору много слышала. Прикопают в этой же лесопосадке, только перед этим пропустят через ад.
Пожалуйста, кем бы ты ни был, только не отдавай им меня!
Не знаю, сколько в реальности он с ними на улице разговаривает, но я успеваю раз десять точно прошептать Отче наш, зажав крестик в кулаке до боли.
Когда дверь снова хлопает, зажмуриваюсь ещё крепче, боясь вот-вот услышать “выметайся, тебя там ждут” или что хлопнет ещё одна дверь и меня попросту выволочат за волосы.
Но мотор снова тихо урчит, и мы едем дальше. Выдыхаю, и аж чувствую, как кончики пальцев на руках и ногах начинает покалывать.
Не отдал.
— Там плед есть. Укройся, — обращается ко мне. — Зубами стучишь — аж сюда слышно.
— С-спасибо, — вползаю на сиденье снова. И правда зуб на зуб не попадает.
На полке багажника за сиденьем нащупываю мягкую ткань, разворачиваю плед и закутываюсь в него по самый нос, и даже сама не замечаю, как проваливаюсь в сон. Будто в забытье какое-то.
— Эй, Женя, — чувствую, что меня толкают в ногу.
Вскакиваю, не сразу понимая, где я и с кем. Сердце тарахтит, раненую ладонь простреливает болью. Мне требуется несколько секунд, что вспомнить и понять. Мозг будто перегрелся и отключился на время в аварийном режиме, а теперь не может запуститься.
— Что? — голос хрипит, словно горло ободрала или простудилась.
— Мы в Железнодорожном уже. Тебе куда?
Прилипаю к окну, пытаясь различить, где мы находимся. Уже то, что он привёз меня сюда — словно камень с груди.
— Я тут выйду, там общежитие чуть дальше за остановкой, — говорю своему спасителю, а он паркуется возле бордюра за остановкой. — Спасибо вам большое.
— Я не буду читать тебе воспитательную нотацию, девочка, — басит, глядя перед собой. — Но в следующий раз головой думай, куда и с кем ты идёшь тусоваться.
Звучит обидно, хочется возразить, но я понимаю, что он прав. Так оно и выглядит со стороны, и мои оправдания, что Руслан казался хорошим, будут звучать глупо.
Да и не только со стороны.
Ведь реально, если подумать, то что я о нём знала, прежде чем согласиться ехать за город на дачу? Тане ума хватило не поехать, она к тому же маме проболталась, и та строго-настрого запретила.
А я поехала…
И кто знает, что бы со мной сделали, если бы не этот мужчина. Имя которого я, кстати, так и не спросила.
— Как вас зовут? — спрашиваю, уже открыв дверь. — Если не секрет.
— Герман Васильевич.
Сама не знаю почему, но меня вдруг смущает то, что он представляется так официально. Он взрослый, да, намного меня старше, судя по всему. Я толком при свете так и не увидела его лица.