Снафф
Шрифт:
Сверяясь по списку у себя на планшете, Шейла говорит:
— Номер 233 и номер 544.
Она машет рукой, чтобы эти трое поднимались на съемочную площадку, и говорит:
— Идите за мной, джентльмены.
На экранах вверху Касси Райт в накрахмаленной нижней юбке изображает впавшую в отчаяние, разочарованную красавицу с юга, которая никак не может вписаться в богатую семью своего мужа-плантатора. Этот чувак, ее муж, бывший игрок полупрофессиональной бейсбольной лиги, теперь методично спивается и так давно не исполняет супружеский долг, что Касси уже начала опасаться, что он голубой. Она постоянно злится на свекра, которого
Потом этот фильм выходил под названием «Киска на раскаленной крыше».
А потом — под названием «Шлюшка на раскаленной крыше».
Предположительно педерастичного мужа играет Корд. Сидя в инвалидной коляске, он говорит: «Ладно, запрыгивай, Мэгги! Запрыгивай!»
Только туда, на экраны, никто не смотрит. Все наблюдают за Шейлой и тремя чуваками — ждут, когда они доберутся до верхней ступеньки, где Шейла проводит магнитной карточкой по замку, и дверь в киносъемочный павильон открывается с тихим щелчком. Мы все смотрим туда, прикрывая руками глаза — чтобы их не слепил яркий свет, бьющий из распахнутой двери, точечный свет прожекторов и заполняющий свет, сияние галогенных ламп и блеск майларовых отражателей, такой яркий, что больно смотреть. Но мы все равно смотрим. Лица, повернутые к двери — словно отсветы белых вспышек. Темные силуэты Шейлы и троих чуваков растворяются и исчезают в ослепительной белизне.
Чуваки смотрят, щуря глаза. Слепые, как кроты, мы глядим сквозь ресницы, но не видим вообще ничего, кроме разве что белой кожи на белой простыне, светлых волос и ногтей, поблекших под белым-белым, до рези в глазах ярким светом. Запах хлорки, аммиака, какого-то чистящего средства. И дуновение холодного воздуха из кондиционера.
В этой вспышке — серебряный крест на груди малыша и золотой медальон, который дала мне Касси, они оба сверкают, словно два крошечных зеркальца. Загораются на секунду. На один удар сердца.
Глаза чуваков только начали привыкать к свету, но дверь уже закрывается. Вот закрылась. Эта комната здесь, внизу, где мы ждем своей очереди — пол весь липкий от пролитого лимонада, и крошки картофельных чипсов прилипают к босым ногам, — теперь, после порции яркого света, эта комната кажется еще темнее, чем прежде. Один взгляд в сияющее ничто — и мы все ослепли.
Я прикасаюсь к медальону, который дала мне Касси, и говорю что-то тому чуваку с телевидения — чуваку с тряпичной собакой под мышкой.
Ко мне подходит малыш, номер 72. Спрашивает, можем ли мы поговорить.
— Только наедине, — говорит он, обращаясь к номеру 137. Малыш теребит кулон у себя на шее. Серебряный крестик. Вроде бы не сувенирный, а настоящий, церковный. Малыш говорит: — Мне нужно кое-что спросить у мистера Бакарди.
Готов поспорить на что угодно, этот чувак с телевидения, номер 137, он чем-то болен. Явно чем-то нехорошим. Он пожимает плечами и отходит от нас. Только недалеко. Буквально на пару шагов.
Я спрашиваю у парнишки, тыча пальцем ему в лицо:
— Слушай, малыш, ты пришел сюда, чтобы помочь нашей старушке или чтобы ее наказать?
Этот малыш — у него дрожат губы. Он качает головой. Нет. Он говорит:
— Я пришел, чтобы ее спасти.
Знаете, почему порноактрисы не принимают противозачаточные таблетки?
Он говорит:
— Она отдала меня на усыновление. Она это сделала ради меня. Ей хотелось, чтобы я жил хорошо. И я просто хочу отплатить ей добром за добро.
Я говорю:
— Ворвавшись туда, чтобы все ей испортить?
— Да, если так будет нужно, — отвечает малыш и решительно выпячивает подбородок.
Ворваться к Касси и поставить ее в неловкое положение, когда она пытается установить мировой рекорд, который реанимирует ее карьеру? Поставить Касси в неловкое положение перед всей съемочной группой и ее собратьями по цеху?
Я говорю:
— Знаешь, малыш, вряд ли ей это понравится.
Чуваки в этой комнате — все четыреста или пятьсот чуваков, — они топчутся на одном месте, переминаясь с ноги на ногу. Таращатся на экраны, подвешенные к потолку. Касси Райт изображает лихую наездницу на елдаке Корда Куэрво, который сидит в инвалидной коляске. Касси опирается рукой о гипс, в который закатана якобы сломанная нога Корда. Чуваки ждут, никто не уходит. Весьма показательный факт. Лишнее подтверждение, что мужики вытерпят что угодно, лишь бы вставить кому-нибудь палку. Если бы нам пообещали бесплатный горячий секс на вершине горы Эверест или на Луне, мы бы уже построили скоростной лифт. И организовали бы космические перелеты. Рейсы каждые десять минут. По сезонным билетам.
Я говорю:
— Малыш, хочешь верь, хочешь нет…
Я киваю в сторону лестницы. В сторону запертой двери, за которой — свет и декорации. Киваю и говорю:
— Но эта женщина, там наверху… Она не хочет, чтобы ее спасали.
И малыш говорит:
— Я так и думал, что вы не поймете.
Цветы у него в руках — листья и лепестки свернулись в трубочку и потемнели.
Малыш, номер 72, говорит, что когда он был маленьким, он случайно наткнулся на фотографию одной тетеньки в Интернете, она была очень красивая, очень-очень. И каждый день после школы он открывал этот сайт и смотрел на нее. На эту тетеньку. На фотографии она была голой и играла в какую-то игру. Боролась с какими-то дяденьками, тоже голыми — и мускулистыми, как супергерои. У них были видны все самые секретные части, но они старались запрятать их друг в друга. Какая-то странная игра наподобие пятнашек. Под фотографией было написано имя тетеньки. «Касси Райт». Малыш говорит, что он вбил это имя в поисковик в Интернете, и тот выдал ему целую галерею фотографий.
Фотографий и видеоклипов. Миллион миллиардов. Смотри — не хочу.
— Чувак, — говорю я ему, — узаконенный стандарт — «секс во всех проявлениях».
Я говорю, что он может сказать ей что-нибудь возвышенное и прочувствованное. Например, «Спасибо, мама». Может сказать ей, что он ее любит. Но ведь вполне может так получиться, что он случайно засунет в нее хотя бы один палец. Скажем, потянется, чтобы обнять ее, а мизинец соскользнет и воткнется ей в задницу. Я говорю:
— И тогда все получится в лучшем виде. Беспроигрышный вариант.