Снайпер. Дара
Шрифт:
Федька даже немного оробел — настолько резко изменилось отношение к нему. Словно переключатель сработал из положения «ребёнок» в положение «взрослый».
— Чего, спужался? — скосил на него глаз Ёжик.
— С непривычки, — пришлось срочно брать себя в руки и отвечать солидно. — Так к Иванычу-то идём?
В широкой ложбине мальчишки быстренько соорудили у крутого склона пирамидку из камней и шагами отмерили дистанции в десять, двадцать и пятьдесят метров. Стреляли по очереди, сначала одиночными. Но потом местный
— Отдача для меня великовата, — признался он смущённо.
Так что настреляться Федьке удалось от всей души — он тоже быстро приловчился и под конец лихо крошил камни, разбросанные предыдущими попаданиями — бой у автомата оказался сильный.
С Ёжиком было интересно: он подсказал, как подвесить оружие за спиной, чтобы руки оставались свободными — они как раз грузили в моторку коробки. И порулить дал, и на вопросы отвечал охотно, но не небрежно, как мальчишки в школе, а как будто взрослый взрослому.
Расстались у причала в Белом городе.
До дома отсюда недалеко, и Федька побежал, переживая, что опоздал к назначенному сроку — пока неторопливая моторка допыхтела до Ново-Плесецка, прошла куча времени. А Лена так строго наказала обязательно прийти вовремя…
Ворота как всегда, оказались не заперты — с такими собаками никакие замки не нужны. Мангул его узнал, бросился вылизывать лицо. И мальчик радостно засмеялся, обнимая огромную голову.
— Ну хватит! — взмолился он наконец. — А Патри где? Мангул, ну довольно! Где Патри?
Огромный пес словно понял, повел его к террасе, а там…
Патри тоже узнала, лизнула руку, которую протянул к щенкам, подпустила к толстолапым головастым крепышам. И, затаив дыхание, мальчик их осторожно гладил, щекотал нежное пузико, когда малыши переворачивались, радуясь его ласкам. Чесал за крохотными круглыми ушками. Потом спохватился и прошел на кухню. Тут никого не было, зато на столе лежала записка: «Продукты в холодильнике — сготовь, чего хочешь. И не забудь почистить автомат».
Отец с Леной приехали только под вечер. Деловые такие, сосредоточенные и ужасно торопливые:
— Щенка себе выбрал? — на ходу спросил глава семьи. — А то двоих надо срочно отдавать — на них давно желающие имеются.
— Э-а… Вот этого, — Федька сразу указал на особенно полюбившегося ему шустрика, упорно карабкающегося прямо на колени.
— Отлично. Тащи в дом коробки, а потом поедем учиться водить бронетранспортёр — завтра мы с Леной уезжаем в свадебное путешествие к Янтарному морю, а без второго водителя в такую даль отправляться рискованно.
— Так я что, с вами поеду?
— Конечно, — папа недоуменно пожал плечами. — Или у тебя другие планы?
— А собаки?
— Что собаки?
— Собаки с нами?
— Разумеется. И Мангул, и Патри и этот, как ты своего назвал?
— Фагор.
— Вот-вот, Фагор, — кивнул отец. Надень вот на него ошейник, чтобы Лена его по ошибке не отдала, и бегом в машину. Спешить надо, а то светлого времени осталось мало.
Когда уже при свете фар Фёдор загнал бронетранспортёр во двор, думал, сейчас захлебнётся от пота, пробившего его, когда угадывал в слишком узкие для подобной махины ворота.
— Мальчики! Голубцы стынут. Бегом мыть руки и за стол, — вот такими словами встретила их папина жена.
И от этого сделалось тепло, потому что столь категоричное указание касалось и его, и отца, в равной мере.
Лагерных вожатых редко собирали всех вместе. Собственно, отдельные группы, или, как их тут называли, отряды, разбросанные по территории в добрый десяток километров в поперечнике, редко сообщались друг с другом и жили каждый своей жизнью. В одних выпекали из глины забавные керамические бутылочки, напоминающие корпуса для миномётных мин — с отверстием в донышке и лепестками около горлышка. В других — строили легкомоторные бипланы, весьма недурственно держащиеся в воздухе. Еще низкие тележки, бодро ползающие без вмешательства человека по своим тележечьим делам. Любопытно было наблюдать, как эти деловитые самостоятельные роботы уверенно огибают препятствия.
Так вот, совещания эти походили на безумную смесь заседания научно-технического общества, сходку руководителей производств и работу генштаба. На этот раз зацепились за какие-то выливные аппараты, а потом решили послать в Ново-Плесецк один из самолётов, чтобы привезти вентили. Тут Дара и попросилась попутно. Наученная коротким, но содержательным опытом общения с этими трудоголиками, она не стала изобретать никаких особых объяснений возникшему у неё желанию, а заявила прямо — хочет встретиться с парнем.
— А что? Весу в ней чуть, — заметил предводитель летунов. — Давай, малышка, завтра на рассвете приходи. Мне как раз придётся заночевать в городе — так что, вперёд! Успеете намиловаться.
И вот теперь Дара с возникшим неизвестно откуда внутренним трепетом топает через холм по дороге, ведущей в обход дальней от залива части Сити прямиком на западную окраину Белого Города к дому Матвеевых. Вокруг расстилается ровно подстриженная лужайка, намекающая или на поле для гольфа, или на место для занятий конным спортом. Ой! Она же не предупредила Бероева! Чучундра! Совсем одичала!
Достала из футляра визоры и активировала их. Ух, ты! Сообщение! Вадим указал новый адрес, по которому теперь живёт. Вызвала план города — ха! Ей направо. Да тут недалеко.
Неказистая напоминающая вагончик будка на высоких колесах посреди заросшего травой и кустами участка, огороженного трухлявым штакетником, и полосатая майка, которую её парень так любит носить, мелькает у распахнутой настежь покосившейся двери. Вжикает пила.
— Привет! — только и успела сказать, как тут же была по-медвежьи облаплена и обдана смесью запахов сосновых опилок и мужского пота. Потом её чмокнули в макушку и выпустили. — Что, почувствовал себя лишним у Кирилла и Ленки и решил сдымить?