Снежная роза
Шрифт:
Буало чувствует, что жене страсть как хочется спросить у него, надолго ли он задержится на работе, но она по опыту знает, что он терпеть не может этот вопрос, и потому лишь вздыхает. Попрощавшись, супруги одновременно кладут трубки.
Однако насладиться тишиной комиссару не удается, потому что снова раздается звонок. На сей раз на проводе доктор Леконт из Института судебной медицины.
– Итак, комиссар, труп, который ваши люди подняли из воды, принадлежит мужчине лет тридцати – тридцати двух, рост – метр восемьдесят два, волосы темно-каштановые. На лучевой кости правой руки хорошо
– Причина смерти? – не утерпев, спрашивает Буало.
– Выстрел в голову. Пулю я извлек, перешлю вашим экспертам, но это точно 7,65. – Доктор имел право говорить как знаток, потому что сотни, если не тысячи раз сталкивался с огнестрельными ранениями.
– А что насчет времени смерти?
– Учитывая, что тело пролежало в воде больше недели, – не позднее четырнадцатого сентября.
– Спасибо, доктор!
Повесив трубку, Буало немного поразмыслил и набрал номер виллы в Сен-Клу, где сейчас работала целая бригада экспертов и сотрудников уголовной полиции.
– Мадам Бенуа, приходящая прислуга, опознала плед, в который был завернут труп, найденный в Сене. Драгоценности Франсуазы Дюфур и многие из ее вещей исчезли, их нет на вилле. Также не хватает двух чемоданов. Машины Симоны нет на месте. Наши люди продолжают осматривать дом и искать свидетелей.
Комиссару хотелось курить, но с некоторых пор курение стало приводить к одышке, и врач настоятельно рекомендовал ему отказаться от сигарет. Нахохлившись, Буало достал из кармана монету, поставил ее ребром на стол и закрутил волчком.
…Итак, утром Лебре вместе с другими полицейскими, экспертами и бригадой водолазов отвез Жюльена Робишо к месту его ночлега. Бродяга показал мост, место, где спал в ночь с тринадцатого на четырнадцатое сентября, и повторил свой рассказ об обстоятельствах, при которых нашел машину Мориса де Фермона. После этого эксперты занялись поиском улик, а водолазы стали обследовать русло реки возле моста. На берегу ничего особенного обнаружить не удалось, а вот водолазам повезло куда больше. Меньше чем через два часа из воды извлекли завернутое в плед тело, которое кто-то для верности обмотал еще и тяжелыми цепями. Судя по всему, убийца очень не хотел, чтобы Морис де Фермон когда-нибудь всплыл.
– Откуда цепи? – пробормотал Буало себе под нос, накрывая ладонью монету, пляшущую на столе.
Он предпочитал думать о цепях, хотя, по правде говоря, ему следовало бы скорее поразмыслить о том, в какой форме преподнести Раймонде, графу де Круассе и близким Мориса весть, что тот стал жертвой преступления. Потому что все приметы убитого совпадали с приметами де Фермона, а раз не оставалось сомнений, что труп, вытащенный из Сены, принадлежит именно ему, у комиссара больше не было пространства для маневра.
– Вот черт побери! – не удержался он.
И снова закрутил монету волчком.
Итак, Морис де Фермон застрелен, Симона, она же Франсуаза Дюфур, исчезла, а перчатки графини де Круассе обнаружились в машине жертвы. Допустим, Морис влюбился в Натали и решил бросить старую любовницу. Могла ли Симона убить его?
…А почему, собственно, нет?
Опять телефон. Чертыхнувшись,
– Комиссар Буало.
– Комиссар, это бригадир Шапель. Я тут в Сен-Клу выяснил кое-что, что может вас заинтересовать. Вилла, на которой жила Франсуаза Дюфур, раньше принадлежала отставному капитану, который всю свою жизнь провел в море. При нем на вилле были разные морские штуковины, причем не только раковины, но и куски якорных цепей, и сигнальные флаги, и даже целая носовая фигура корабля. Когда капитан умер, всю эту рухлядь хотели выбросить, но не успели, а теперь ее нет на месте. Точнее, цепей нет. Вы понимаете, да? Труп был завернут в плед и обмотан якорными цепями. Плед с виллы, цепи отсюда же… Получается, убийца именно здесь заворачивал труп и отсюда ехал бросать его в воду.
– Мне нужна Франсуаза Дюфур, – сказал комиссар тяжелым голосом.
– Да, комиссар. Конечно, комиссар. Как только мои люди что-то разузнают, я немедленно вам сообщу.
В который раз Буало повесил трубку и машинально закрутил волчком монету. Ему надо было разобраться в себе.
Почему он не поехал утром на берег Сены? Половина его коллег предпочла бы оказаться там, чтобы присутствовать при подъеме тела.
Почему не отправился в Сен-Клу и лично не осмотрел виллу любовницы Мориса?
Почему он только давал поручения, говорил по телефону, вертел монетку – и думал? Почему его упорно не оставляло ощущение, что в этом деле, таком простом с виду, таится какой-то тщательно замаскированный подвох?
В дверь негромко постучали.
– Войдите! – крикнул комиссар, даже не скрывая своей досады.
К его изумлению, на пороге стоял следователь Тардье. Обычно следователи не ходили к комиссарам, даже самым заслуженным. Прокуратура традиционно ставила себя выше полиции – и требовалось что-то из ряда вон выходящее, чтобы она забыла о своем месте в иерархии государственной власти.
– Надеюсь, я не помешал? – спросил Тардье со своей обычной учтивостью.
Комиссар поднялся ему навстречу, но тут монетка, о которой он успел забыть, подкатилась к краю стола и едва не соскользнула на пол. Буало поймал ее на лету. Тардье невозмутимо наблюдал за происходящим, но по его лицу нельзя было сказать, что он думает о моментальной реакции комиссара.
– Прошу вас, садитесь… Вот этот стул будет получше.
С точки зрения следователя, стулья, предназначенные для посетителей, были совершенно одинаковы, но спорить он не стал. Очевидно, один из стульев пользовался дурной славой потому, что на нем чаще сидели преступники – не исключено, что и такие, которым в перспективе светил смертный приговор.
– Итак, вы нашли Мориса? – негромко начал Тардье, сев и вперив в комиссара внимательный взгляд.
– Теперь уже можно определенно утверждать, что это он, – ответил комиссар и сжато пересказал своему собеседнику все, что уже известно читателю.
– Что вы намерены делать дальше? – спросил следователь.
– Искать оружие, как только баллистики установят, из какого ствола была выпущена пуля. Если убийца – Симона, откуда-то она должна была его достать. Если де Фермона убил кто-то другой, опять же, встает вопрос об оружии.