Снежная слепота
Шрифт:
– Надеюсь, что это жилье тебе подойдет, по крайней мере вначале. Дом несколько лет не использовался, но там удобно. Длительное время выставляется на продажу. Конечно, он для тебя великоват, но может быть, приедет твоя девушка – для большой семьи это прекрасный дом!
Томас заулыбался. Ари тоже попробовал улыбнуться.
– В городе можно обойтись и без автомобиля – да и вообще в этих краях он не нужен, поверь мне, – сказал Томас и пояснил: – Если захочешь съездить на юг, мы тебя подбросим до Крокюра [3] или найдем попутку.
3
То
Ари окинул дом оценивающим взглядом. Поблекшая краска во многих местах давно облупилась. Дом был двухэтажный, крыша ярко-красного цвета, в этот день она почти целиком была скрыта под снегом. Внизу располагался подвал, в котором было два маленьких окна почти на уровне земли. Дверь в подвал подпирала широкая лопата с длинной ручкой.
– Тебе надо обратить внимание на эту лопату, командир. Она понадобится, чтобы пробить дорогу из дома, когда снег пойдет по-настоящему. Ты нам не очень пригодишься, если будешь замурован внутри! – И он добродушно рассмеялся.
Неприятности еще не кончились. Сердце у Ари екнуло.
Они стали подниматься по ступенькам к входной двери. Ари остановился.
– И чего ты ждешь? – спросил Томас. – Так и от холода окочуримся.
– У меня нет ключей, – сказал Ари.
– Ключей?! – Томас взялся за ручку, открыл дверь и вошел в прихожую. – Мы тут не запираем наружную дверь – нет такой необходимости. Здесь никогда ничего не происходит.
Он вынул из кармана связку ключей и протянул Ари.
– Мне пришло в голову, что тебе все-таки захочется иметь ключи, просто так, для надежности. – Он усмехнулся. – Увидимся позже.
Ари остался один.
Он закрыл наружную дверь, вошел в кухню и посмотрел в окно. За стеклом были видны дома. А в хорошую погоду, наверное, можно увидеть и горы.
В голове прозвучали слова Томаса.
«Здесь никогда ничего не происходит».
Зачем я сюда приехал?
Зачем я, черт побери, сюда приехал?
Глава 7
Она и раньше видела ножи для разделки рыбы, у ее мужа было несколько штук. Но в таких обстоятельствах – никогда. Она обмякла, руки и ноги стали как вата, в глазах потемнело. Он ослабил хватку или выпустил ее, и она рухнула на пол.
В этот момент она его наконец увидела. На нем была потрепанная черная кожаная куртка, черные джинсы, черные кроссовки, на голове балаклава, так что видны только глаза, нос и рот. Она понимала, что это мужчина, скорее всего молодой, если судить по силе рук. Она знала, что никогда в будущем не сможет опознать его. Если останется в живых.
Она слышала, как он прошептал, чтобы она молчала, иначе ему придется воспользоваться ножом. Она ему поверила. Ее пробил холодный пот. Мысли в голове путались – что теперь будет? Черная бездна, а может быть, царствие небесное? Она лежала на полу, все тело ныло от падения, а он стоял перед ней в центре гостиной с ножом в руке.
Впервые за много лет она обратилась к Богу с молитвой.
Глава 8
Сиглуфьордюр, декабрь 2008 года
В комнате второго этажа, которую Ари избрал в качестве
Ари передвинул кровать так, чтобы, ложась спать и просыпаясь, можно было смотреть в окно, расположенное прямо в крыше. Хотя в любом случае он видел перед собой лишь непроглядную тьму.
Будильник зазвонил в четвертый раз. Ари потянулся к кнопке, которая дала ему еще десять драгоценных минут сновидений. Каждый раз он снова засыпал, и каждый раз ему снился новый сон, отличный от предыдущего. Это было похоже на просмотр серии короткометражных фильмов, в которых он являлся одновременно сценаристом, режиссером и исполнителем главной роли.
Было уже десять часов, а его смена начиналась в полдень. Пролетели первые две недели. Ощущение дискомфорта уменьшилось, – возможно, потому, что он старался много работать и готовиться к выпускному экзамену в полицейском колледже. Он брал все дежурства, которые ему предлагали. Лучше работать, чем страдать от клаустрофобии, лежа в одиночестве на своей кровати и глядя в черноту за окном. Тем не менее Ари предпочитал смотреть сквозь стекло, а не на голый потолок.
В плохую погоду, когда шел сильный снег, было особенно тяжело. Ари не стал подключать интернет, и для этого была причина. Он мог проверять свою электронную почту на работе и ценил возможность вернуться вечером домой – да, домой, именно так, – и побыть в тишине и покое, почти не контактируя с внешним миром. Ари нравилось готовить для себя, и через неделю он стал постоянным покупателем в маленькой, но очень приятной рыбной лавке рядом с Ратушной площадью. Он покупал там знакомую пикшу, которую его мать всегда жарила по понедельникам, и более изысканный палтус. Но больше всего ему нравилась свежая, только что выловленная форель. Он немного присыпал ее специями, заворачивал в фольгу и запекал в духовке – ровно столько, чтобы мякоть свободно отделялась от кости, не потеряв своего вкуса.
После еды Ари погружался в учебники и другие книги, которые выбирал для удовольствия. В первую же неделю он пошел в библиотеку во время перерыва на кофе и взял несколько книг, которые всегда хотел прочитать, но у него никогда не было на это времени; к ним он и обращался, когда уставал от учебников.
Там же он взял и несколько компакт-дисков с классической музыкой. Он слушал их, когда не читал и не работал, а просто сидел в темноте в гостиной и думал о Кристине, о покойных родителях, о своем одиночестве. Один вечер он провел, слушая радио, прямую трансляцию концерта Исландского симфонического оркестра. Вспоминал маму, которая погибла в автомобильной аварии, когда он был ребенком. Она играла на скрипке в симфоническом оркестре.
Ари старался обходиться без телевизора, лишь время от времени смотрел новости. Насколько он мог понять, Рейкьявик погружался в хаос после краха крупных банков, с бурными антиправительственными протестами, которые с каждым днем становились все громче.
Закончив дежурство, Ари шел домой обходным путем и ненадолго останавливался на берегу моря. Близость моря успокаивала, и он чувствовал себя лучше в этом изолированном от мира городе. Когда он стоял и смотрел на волны, то представлял себе, что он в Рейкьявике, недалеко от своей квартиры на Эльдугата. А по ночам мысли о море помогали ему отгонять тягостное ощущение замкнутого пространства.