Снежный мост
Шрифт:
– Расскажи мне о том, как были созданы звезды, – попросил он.
– Ты слишком мал для этой сказки.
Он отнял свою руку.
– Я пережил восемь зим.
– Да, именно.
– Я уже знаю это историю, амма. Я просто хочу услышать ее, переданную твоим голосом. – Когда она замялась, он сказал: – Ты знала, что валорианцы считают, будто звезды – это искры, которые вылетели из-под копыт несущихся галопом лошадей?
От этих слов ее сердце заколотилось сильнее. Однако ее стране можно было не опасаться Валории. Между Гераном и Валорией стоял горный хребет. Остальная часть Герана была окружена водой, и геранцы повелевали морями. "Мы в безопасности", – подумала она.
– Я слышал, что валорианцы едят золото, – сказал мальчик.
– Нет, конечно, нет.
Или это правда? Она не знала, сколь далеко заходило их варварство. Поедание золота казалось совершенно безобидным, по сравнению с резней на южных островах. Она слышала, что валорианцы пролили реки крови. Те, кого они не убили, были угнаны в рабство.
Она гадала, сколь много Арин знал о войнах за геранской границей.
– А теперь лежи тихо, – сказала она, – и слушай. Не перебивай.
Успокоившись, он откинулся на подушки.
– Хорошо.
– Давным-давно в горах жил юноша, который пас коз. Его дни были полны звона колокольчиков и цокота козьих копытцев по отколовшимся от скалы камням. Ночи тогда были темнее, чем сейчас, – беззвездные и беспросветные. И лишь луна, подобно драгоценному камню, висела посреди холодного небесного шелка. Пастух жил в одиночестве. Его сердце пребывало в спокойствии. В своих молитвах он обращался к каждому богу.
Но он не всегда был одинок. Дни становились короче и холоднее. Тяжелые серые облака цеплялись за скалы и рвались в клочья. Сам ли пастух оставил своих близких или они его? Никто не знает. Но в уходящем тепле осени он вспоминал о них. В первом холодном зимнем ветре он слышал звон голосов. Он говорил себе, что это козьи колокольчики. Возможно, так и было.
Она посмотрела на своего сына. Он знал о ее слабости к сказкам. И это, в конце концов, была всего лишь сказка. Однако она бы предпочла, чтобы он выбрал более счастливую.
– А дальше? – спросил мальчик.
– Он был беден. Его обувь прохудилась. Но он был более стойким, чем казался, и у него был дар. Ледяным розовым утром он выбирал из потухшего очага обугленный прут. Он выходил наружу, где было светлее. Иногда он использовал стены своей хижины; у него не было бумаги. А иногда он выбирал отвесный склон утеса, позволяя камню придавать картинам углем новые измерения. Он рисовал. Его ладони становились темными от угля; он возвращал к жизни воспоминания, бросал тень на потерянные лица и движением мизинца смягчал изображения того, что когда-то знал.
Вокруг него топтались козы. Кроме них, некому было рассматривать его рисунки.
Но снега их увидели: выпал первый зимний снег. Он накрыл своей белой ладонью изрисованный камень. Он ворвался в хижину пастуха. Он крутился у двери, будто из любопытства желая узнать, не скрывались ли внутри другие картины.
По коже пастуха пробежали мурашки. Возможно, ему следовало остаться дома.
Но он не остался. Он отправился пасти коз. Он рисовал. И снега пришли за ним.
В те дни боги и богини жили среди людей. Пастух сразу узнал ее. А разве мог не узнать? У нее были серебряные волосы. Ясные, как лед, глаза. Бледные голубые губы. Казалось, будто воздух вокруг нее звенит. Это была богиня снегов.
Арин сказал:
– Ты кое-что забыла.
Но она не забыла. Чуть помедлив, она произнесла:
– Богиня улыбнулась и показала заостренные алмазные зубы.
– Я не боюсь, – сказал Арин.
Но как рассказать сыну остальное? О том, как богиня молча следовала за пастухом, так близко, что на его плечах образовывался иней? Он рисовал для богини снегов, и при виде его картин из ее глаз сыпались замерзшие алмазные слезы и стучали по камням. Пастух с нетерпением ждал ее каждое утро. Ему начало нравиться, когда стучали зубы. Когда она появлялась, воздух становился прозрачнее и холоднее. Дышать было тяжелее. И все равно пастух жаждал этой болезненной чистоты.
Когда ее не было рядом, он вспоминал о козах. Наверное, он пах, как они. Был теплым и глупым, как они.
Однажды богиня прикоснулась к нему. Ее прикосновение было настолько холодным, что обжигало. Его челюсти сжались.
Богиня отстранилась, а затем приблизилась еще раз. Теперь это было мягкий шепот, с которым снега обволакивают мир, изменяя его. Мягкий снег перьями падал на землю. Богиня спустилась к пастуху.
Снова пришел жгучий мороз. Пастух умолял богиню, чтобы она ужалила его.
Она ушла. У нее не было другого выхода: либо покинуть его, либо убить. И пастух снова остался наедине со своими козами и потемневшими палочками, которыми он изрисовывал стены своего горного жилища.
– Они стали друзьями, – сказала, наконец, мать.
– Не друзьями, – укоризненно поправил ее Арин.
Мальчик читает книги не по возрасту, это было ясно. Мать нахмурилась, но сказала только:
– Больше он не видел богиню. Лишь то, что видели остальные смертные: снежинки, безупречные белые кружева. Он наблюдал за снегом днями, он наблюдал за ним ночами... когда мог. Лунный серп становился все тоньше. А затем пришла ночь, когда луна и вовсе исчезла. Эта ночь была столь же черной, насколько снег был белым. Пастух ничего не видел. Я хотела бы сказать тебе, Арин, что он произнес свои молитвы как обычно, вспомнив каждого бога, но в эту ночь он пропустил бога луны.
Он проснулся от того, что возле его хижины под чьими-то шагами скрипел снег. Он знал, что это не его богиня – она перемещалась со свистом или беззвучно, – но в горах путники встречались редко, поэтому пастух вышел из хижины, чтобы встретить гостя.
Это был мужчина – или казался мужчиной. Пастух не верил своим глазам или же ночной гость был видением. Его очи были черными – нет, серебристыми, нет желтыми, или это оранжевое пламя? Он был скорчившимся или огромным? Или даже это был не он, а она?
Пастух моргнул и, хотя еще не узнал гостя, понял, кто мог ответить на его зов.
"Ты хочешь быть с моей сестрой", – сказало божество.
Щеки юноши вспыхнули.
"Нет, не смущайся, – сказало божество. – Она хочет того же. И я могу сделать так, чтобы это свершилось".
Боги не лгут. Но пастух покачал головой: "Это невозможно".
"Смертный, да что тебе известно? Ты слишком далек от царства богов. Тебе нужен мост, чтобы подняться на небеса. Там другой воздух. Ты тоже там станешь другим. Почти таким, как мы. Я могу построить для тебя этот мост. Тебе нужно только согласиться".