Шрифт:
КАЛЬМАН ПАПАЙ
СНОВА И СНОВА
Пер. Н. Подземской
"В Европе теперь уже все ходят в зимних пальто". При этом мысли он поежился и окончательно проснулся.
Солнце стояло высоко, но жары еще не чувствовалось. Из окна бунгало видны были руины. "Немного осталось от города, - подумал он, - и жалко трогать эти развалины". Накануне вечером он приехал из Афага, где до темноты ждал начальника экспедиции, который привез его сюда, к руинам. Археологов здесь собралось много, и весь облик международного лагеря напоминал венгерскому археологу Ласло Ведрешу
Он приехал одним из последних ив тот же вечер познакомился с большинством участников экспедиции; всем им ближайшие два месяца работы представлялись чем-то вроде хорошего отдыха. Так сказал Джон Мортимер, с которым больше всего беседовал Ведреш, предпочитавший, если уж приходилось объясняться на иностранном языке, ломаный английский.
Ведреш не спеша оделся и вышел из бунгало. Все еще спали; по крайней мере никого не было видно, только несколько арабов плелись к кухне. Он направился к развалинам. Лагерь был разбит на краю города. Редкие деревья, синее небо, руины и тишина... От древнего города мало что сохранилось, и Ведреш не очень-то верил в успех раскопок. Он сел на камень, окинул взглядом лагерь. Теперь скрылись из виду и арабы.
– Доброе утро, - произнес кто-то по-французски за его спиной.
Обернувшись, он машинально ответил на приветствие. На него с улыбкой смотрел Лагардье, лысеющий коренастый человек средних лет.
– How do you do?
– Чтобы Ведреш его лучше понял, француз перешел на английский язык.
– Я решил прогуляться и посмотреть на наш городок. Развалины довольно живописные, жаль только, мало что сохранилось.
Ведреш с ним согласился. Нашлось, о чем поболтать с четверть часа. Между тем лагерь ожил, возле бунгало появились археологи в пижамах.
– Когда приступим к работе?
– спросил Ведреш.
– Не знаю, - ответил Лагардье, - да и не больно интересуюсь. Там, подальше, - он указал на другой конец города, - от одной постройки кое-что уцелело. Видимо, с нее мы и начнем осмотр. Понятия не имею, для чего она служила; по тому, что от нее осталось, трудно судить. Утром, так я слышал от Мортимера, мы все вместе осмотрим развалины, а после обеда Олсен и иже с ним решат, где начнем копать.
– А пока я предлагаю плотно позавтракать, - сказал Ведреш, и они пошли в столовую.
Все утро археологи осматривали руины. Только начальник лагеря - так Ведреш окрестил Олсена, высокого светловолосого шведа, - был всерьез увлечен предстоящей работой. Он, судя по всему, основательно изучил историю города, в то время как остальные участники экспедиции знали только, что Адаб был одним из торговых центров Древнего Вавилона. Но Олсен не сумел разбудить их интерес. После обеда на коротком совещании решили, с чего следует начать, и договорились завтра же утром приняться за дело.
Потом Ведреша пригласил к себе Мортимер, живший один в палатке. Этот англичанин, лет сорока, обладавший чувством юмора, с симпатией относился к Ведрешу, с которым его сближало увлечение шахматами. Сыграв после обеда несколько партий, они условились вечером продолжить это занятие.
Во время ужина Мортимер спросил, не пропало ли у Ведреша что-нибудь из вещей.
– По-моему, нет, - ответил тот.
– Видишь ли, - продолжал англичанин, - из моей палатки исчезли кое-какие мелочи. Я подозреваю рабочих, но пока никому, кроме тебя, об этом не говорил.
– Что же пропало?
– По сути дела, ничего ценного. Зеркальце, бритва, зубная паста вместе со щеткой.
– Непременно скажи Олсену, - посоветовал Ведреш.
– Знаешь, я привез несколько тюбиков зубной пасты, могу с тобой поделиться.
– У меня болит голова, - пожаловался Мортимер, - а коробка с лекарствами тоже куда-то запропастилась.
Он взял у Ведреша лекарство и пошел объясняться с Олсеном. Поиграть в шахматы в тот вечер им не удалось.
На следующий день археологи трудились с утра до обеда, но ничего интересного не обнаружили.
И тогда решили покопать здесь еще завтра, а если опять ничего не найдут, попытать счастья в другом месте.
Вечером Мортимер зашел к Ведрешу.
– Не обижайся на меня, - сказал он, - но и сегодня я не смогу сыграть с тобой в шахматы. У меня разламывается голова. Впрочем, как нам играть? Шахматы мои исчезли, да и сидеть не на чем. Утром пропало почти все мое имущество.
– Ты шутишь, - сказал Ведреш.
– Кому нужны твои стулья?
– Не знаю. Но палатку мою обобрали основательно, только вещи потяжелей остались.
– Ты говорил вчера с Олсеном?
– Да. Он возмущен случившимся, но полагает, что не стоит сейчас портить отношения с рабочими.
– Иными словами, считай, мол, что ничего не привез из дому.
– Примерно так.
– Прекрасно, - усмехнулся Ведреш.
– Завтра тебя, спящего, выкинут вон, а твою палатку уволокут. Хотел бы я знать, что тогда скажет добряк Олсен?
– Пойду поищу его, но дай мне сначала что-нибудь успокоительное.
За ужином все обсуждали таинственное исчезновение имущества Мортимера. Самого англичанина при этом не было. Он пожаловался доктору на сильную головную боль, и тот посоветовал ему пораньше лечь спать.
Ужин отнесли Мортимеру в палатку. Между тем Олсен успел переговорить с уполномоченным правительства, который пообещал строго наказать рабочих, если они действительно окажутся виновными.
Так как пропали довольно громоздкие вещи, он считал, что нетрудно будет найти вора.
К утру Мортимеру стало хуже; он жаловался, что у него буквально разламывается голова, немеют руки и ноги. Жара у него не было. Доктор растерянно посмотрел на Ведреша, который пришел справиться о здоровье приятеля. Потом дал больному сильнодействующее снотворное и велел положить на голову холодный компресс. Выйдя из палатки, он признался Ведрешу, что не может поставить диагноз, и прибавил: