Снова с тобой
Шрифт:
— Перед уходом я накормлю лошадей. — В его глухом голосе слышалось смирение.
— Я могла бы… — заговорила она.
— Нет, — перебил он, направляясь к двери. — Тебе хватит своих дел.
Паника Мэри стремительно нарастала, грозя задушить ее. Неужели смерть Коринны забудется, исчезнет без следа, утонет, как песчинка в бездонном озере, в которое Мэри когда-то затащили прямо в одежде?
— Постой! — в отчаянии окликнула она Чарли. — А Роберт? Он должен знать, почему Коринна… сделала это.
Приятель Коринны был еще одной из причин, по которой Мэри отдалилась от нее. По мнению Мэри, Роберт Ван
Мэри как сейчас помнила его похвальбу на барбекю у Дуга Истмена на озере. Роберт сидел на носу обтекаемой новенькой «Акулы», катера Дуга, — рослый, как Чарли, но с лицом олимпийского бога и сложенный, словно молодой бизон. Он был одет в полинявшие обрезанные джинсы и имел холеный вид, свойственный мальчишкам из богатых семей, сынкам хлопотливых мамаш, казался сделанным из безупречного лоска и голубого льда. Одной рукой Роберт подносил ко рту бутылку, второй подхватывал воображаемую грудь. Коринна отправилась за новой бутылкой пива, а Роберт заново разыгрывал изнасилование Марджи — ибо это было изнасилование, — на виду у похотливо посмеивающихся слушателей.
— Видели бы вы ее лицо, когда Туми наконец отвалился от нее! — вспоминал он с издевательским смехом. Он не подозревал, что стоящая неподалеку Мэри все слышит. — Она умоляла продолжать — представляете, умоляла! Но он ответил, что коровы не по его части.
— Наверное, она просила пощады, — ухмыльнулся толстый и рыхлый Уэйд Джуитт, самый преданный из прихвостней Роберта. — Я слышал, ей здорово досталось.
Улыбка сползла с лица Роберта так же внезапно, как с озера налетел холодный ветер. С великолепной небрежностью он обернулся к Уэйду и процедил:
— Кто это тебе сказал? Знаешь, Джуитт, если бы ты не струсил и не поторопился удрать домой, ты увидел бы все своими глазами.
Таков был Роберт: только что дружелюбный — и уже через минуту холодный и отчужденный. Как лед, способный или выскользнуть и переломать кости, или доставить ни с чем не сравнимое наслаждение в жаркий день.
Мэри встряхнула головой, отгоняя воспоминания, и взглянула на Чарли.
Он стоял у двери и задумчиво хмурился, не сводя с нее глаз.
— Роберт? Ньюком звонил ему с просьбой объяснить случившееся. — Чарли с нескрываемым отвращением стиснул зубы. — И знаешь, что ответил этот подонок? «Ну и ну! Эта дрянь и вправду сыграла в ящик?»
Должно быть, Мэри от неожиданности вздрогнула, потому что Ноэль вдруг открыла глаза и немедленно разразилась плачем, которым изводила мать с пяти часов утра. Мэри тоже расплакалась. Неудержимые всхлипы вздымались откуда-то из глубины горла. Даже Чарли не смог бы утешить ее. Он растерянно стоял у двери, так глубоко засунув кулаки в карманы куртки, что Мэри видела в прореху побелевший сустав, похожий на кость, торчащую из раны.
Мэри с трудом поднялась, придерживая ладонью головку ребенка. Ноэль зашлась в крике. Шагая по комнате из угла в угол, Мэри чувствовала, как стремительно слабеет от отчаяния.
— Тише, тише, все будет хорошо, — бормотала она, ощущая, как по щекам бегут жгучие слезы.
К тому времени как муж подошел к ней и мягким жестом забрал ребенка, Мэри уже слишком устала, чтобы протестовать. Она взглянула на своих близких, и ее вдруг пронзила мысль о том, как жалко они выглядят на фоне по-спартански обставленной гостиной, напоминающей комнату ночлежки. Ноэль с раскрасневшимся сморщенным личиком размером с кулачок и черным хохолком волос, торчащим, как вопросительный знак… Чарли с выражением нежной озабоченности на лице, лице рано постаревшего мужчины… Точно так же он хмурился, помогая своей матери подняться наверх, в спальню, когда Полин бывала слишком пьяна, чтобы одолеть ступеньки самостоятельно. Походив по комнате несколько минут, Чарли остановился и приложил ладонь ко лбу малышки.
— Какая она горячая! — забеспокоился он.
— Потому что у нее поднимается температура, — заявила Мэри и решительно направилась к мужу, всем видом показывая, что только она в состоянии справиться с новой бедой. Час назад температура Ноэль была чуть выше тридцати восьми. Но теперь, едва коснувшись щеки дочери, Мэри мгновенно поняла, что положение изменилось к худшему.
Она бросилась в ванную за градусником. Ванную пристроили к дому в начале тридцатых годов, в то же время, когда бывший сарай превратили в жилое помещение. Пол в ванной перекосился. Отпирая непослушными пальцами старую аптечку, Мэри мельком заметила свое отражение в мутном зеркале на дверце шкафчика: огромные глаза на осунувшемся бледном лице, как в программах новостей у очевидцев страшных трагедий.
Чарли неловко положил плачущую дочь на живот поперек коленей, Мэри расстегнула пуговки пушистого комбинезончика, сняла с малышки трусики и подгузник. Оба затаили дыхание, когда серебристый столбик ртути под стеклом быстро пополз вверх. Через несколько минут Мэри поднесла градусник поближе к свету. Ртуть остановилась у отметки сорок градусов.
— О Господи, да она горит! Чарли, надо что-то делать. Мы должны отвезти ее к врачу. — Мэри бросилась в угол, к печке, где возле бугристого раскладного дивана приткнулась кроватка Ноэль. Схватив связанный крючком плед, подаренный им добросердечной женой хозяина дома, Мэри лихорадочно закутала в него дочь.
Все это время Чарли неподвижно стоял у двери. Румянец выступил на его скулах.
— Обогреватель в машине не работает. Она… мы все замерзнем!
Ему было незачем напоминать жене, что до Скенектади, ближайшего места, где живет врач, двадцать минут езды. Разве у них есть другой выход?
— А если мы останемся здесь, у нее начнутся судороги, она может погибнуть! — выкрикнула Мэри, чуть не сорвав голос.
На минуту Чарли задумался, проводя пятерней по волосам от лба к затылку — эта привычка сохранилась у него с тех времен, когда он носил длинные волосы. Нынешний короткий ежик был колким, как шерсть какого-то гибкого длиннотелого зверя. В ярком свете лампочки без абажура, болтающейся под потолком, лицо Чарли казалось мертвенно-бледным. Наконец он резким движением взялся за дверную ручку.